"Дорогая Ким. Моё сердце - свалка. Оно отчаянно перекачивает отравленную кровь, оставляя в себе части Импалы, сгоревшей вместе с детскими креслами. Подобно чайкам, я бросил тебя на камни, решив, будто всегда нужно играть в обиженного любовника, точно вымаливая извинения за проступок, который ты не совершала. А теперь кладбище моллюсков - мой второй дом. Поворот на тридцатое шоссе - моя колыбель Иуды".
- Будете заказывать?
Смущенная собственной медлительностью, девчушка покраснела так, словно от моего аппетита зависит вся её жизнь. Это какая-то извращенная, но неизбежная логистика ощущений, ими полнится мой небогатый рацион. В необъятности одной секунды я успел отказаться от плана и стать его эпигоном вновь.
- Записывайте.
Лодка без дна. Без вёсел. Без пристани.
Сожаления без конца.
Аллергия без эпинефрина.
- Сэр?
- Креветки без соуса. Без панцирей. Без обжарки.
- Всё?
- Да. И побыстрее, милая. У меня свидание.
- Ну, как только...
- Иди.
"Дорогая Ким. Я, как и любой в "Хай Энде", оставил пожелание той официантке. Меня возбуждает мысль, что вот так запросто можно заказать самоубийство, не прибегая к варварским методам, которыми терзают свои тела безобразные вдовцы или родители, проигравшие родных детей. Быть может, сейчас я - тоже моллюск, и мне ничего не остается, кроме как рухнуть с утёса, чтобы избавиться от боли без симптомов".
Патологическая страсть к повседневным обрядам. Это убьет тебя.
Патологическая страсть к повседневным утехам. Это убьет тебя.
Вдоль пирса вспыхнули фонари, которых так не хватало на тридцатом шоссе. Даже если я и занимался самоутешением, то лишь затем, чтобы не признаваться себе: клятвы и обещания стоят примерно столько, сколько стоят сырные шарики без панировки.
Меню без цен. Без обложки. Без страниц.
Дом без двери.
"Дорогая Ким. Тогда мистер Бейли сказал, что у тебя талант. Наверное, он был прав. И, в таком случае, я вынужден поддаться раздражающе правому разуму, утробно изрыгающему самую поганую истину. Ты намеренно свернула в пропасть. Но кого ты спасала?"
"Хай Энд" зазвучал старым фортепиано, за которым сидел какой-нибудь бродяга. Позже он отправится мыть посуду в дорогих ресторанах, или богатая, но одинокая мисс предложит ему золото в обмен на несколько ночей в роскошном будуаре.
Владение без обладания.
Чайки по-прежнему охраняли пристань, совершая нечастые полёты к воде и мелькая в тусклом свете фонарей, озаривших крохотную часть твоего некогда любимого Галифакса. Забегаловка пустела. Я вытащил твой мобильный из кармана и положил рядом с блюдом.
"Дорогая Ким. Пренебрегая этикетом, которому ты неизменно следовала, я проглотил увесистую горсть креветок. Ты знаешь, чем это закончится. Ты знаешь, что патологическая страсть к запретам, в конечном счете, убивает. И ты знаешь, что не так уж и глупо отказаться от страданий, пока есть возможность. Кому нужен Чарли без Ким?"
Удушье сдавило грудь в момент, когда твой телефон принял последнее сообщение, утонувшее приглушенным сигналом в теряющем сознание "Хай Энде".
00110001
"Дорогая Ким. Я очнулся в фокусе камеры, медленно вращавшейся по моей орбите. Птицы покинули эту пристань, а мои джинсы намокли, ведь я лежал на самом берегу Кол Харбор, силясь понять: жив ли я? А если и так - почему?"
Попытки сделать глубокий вдох оборачивались провалом, ведь горло отекло. Гипотония кружила голову и пятнами заслоняла ночное небо, обнажившее звёздное облако. В коротком забвении я потерял время и твой телефон, хранивший летопись моей голгофы.
Вероятно, в закусочной решили, будто я мёртв, а потому бросили моё истерзанное тело ближе к воде, чтобы океан смыл неблагодарного посетителя, позабывшего о чаевых.
Я верну долг той официантке.
Розовый шум приливных волн успокаивал шипением. Лунная облатка мерцала в прибое сотнями бликов, оставляя бледные разводы на тревожной глади. Джейми любил наблюдать за тем, как пляж безнадёжно тонул в бесконечной синеве. А ты сидела рядом, перебирала глупые клички всех лошадей мира и почти всегда ставила не на тех.
Горстка Серебра.
Маленькая Пэдди.
Мсьё Монпелье.
"Дорогая Ким. Даже мистер Бейли не знал, что же произошло на тридцатом километре. Он искренне сопереживал, и я решил пригласить его в наш дом незадолго до последнего ужина. Безутешный северянин не мог сдержать слёз, глядя на твои фотографии. Он плакал, словно дитя, а мне казалось, ты не умеешь очаровывать".
Я старался не терять равновесия, пробиваясь к пирсу неуклюжими шажками. Цепь фонарей была единственным ориентиром, потому я не спешил, боясь наступить на Разбитого Моллюска.
Долину Блэкмора.
Крошку Лисбет, получившую в наследство гидроцефалию и несколько унизительных прозвищ от сверстников. Мы лгали ей, обещая убрать зеркала. Известно, зачем.