Выцветание красного. Бывший враг времен холодной войны в русском и американском кино 1990-2005 годов

Поставленный Вольфгангом Петерсеном по сценарию Эндрю К. Марлоу «Самолет президента» начинается с очевидной парадигмы комплекса превосходства, отпечаток которой несут все голливудские фильмы конца 1990-х годов, посвященные российско-американским отношениям. От вступительных титров, идущих поверх сцены ночного парашютного десанта на президентский дворец в Казахстане, фильм переходит к сцене банкета в ознаменование российско-американского сотрудничества, проходящего три недели спустя. Объявив об успешном совместном захвате генерала Александра Радека, самопровозглашенного правителя Казахстана, президент России Петров представляет «одного из величайших мировых лидеров и [своего] друга», почетного гостя, президента Джеймса Маршалла (Харрисон Форд) – который сразу же обращается к своим слушателям с речью об этической ответственности[214]. Очевидно, что цивилизованные, просвещенные союзники, присутствующие на банкете, контрастируют с казахским ренегатом, кратко показанным в сцене ночного рейда, а затем описанным как глава режима, убившего 200 000 мужчин, женщин и детей. Но если «хорошие русские» удовлетворены победой над «плохим экс-советским», чей «ядерный арсенал мог привести мир к новой холодной войне», американский президент устанавливает более высокие стандарты: он отвергает поздравления, потому что его страна, недостаточно быстро преодолела «политический интерес» и поступила в соответствии с требованиями морали. «Настоящий мир, – поясняет он, – это не только отсутствие конфликтов, но и наличие справедливости», – после чего клянется никогда не вести переговоры с террористами. Помимо того, что сам Маршалл на голову выше Петрова, он также выше и стандартов международной этики, и поэтому получает аплодисменты аудитории, из уважения слушающей его стоя. Таким образом, уже в первые десять-пятнадцать минут «Самолет президента» одновременно представляет две ключевые для 1990-х годов стратегии репрезентации: с одной стороны, он увековечивает и поддерживает образ СССР времен все той же холодной войны (теперь принявший облик «девиантной» России), а с другой – утверждает американские ценности в качестве мировых стандартов.

Если в самой фамилии Радека заключен намек на (советский) радикализм, то Маршалл отсылает к правоохранительным органам Дикого Запада, одного из тех мест, где зародилась американская национальная идентичность. И в этом контексте шовинизм фильма приобретает дополнительное измерение в лице Харрисона Форда, исполняющего роль Маршалла, сама фамилия которого значима[215]. Вообще суровое и изначально одинокое противостояние Маршалла террористам, угоняющим его президентский самолет, напоминает дополненный политикой сюжет фильма «Ровно в полдень» (1952) – с тем лишь отличием, что действие здесь происходит на небе. Форд привносит в эту роль свой культовый статус героя-мачо, отождествляемого, в частности, с Ханом Соло, борцом с «империей зла» из «Звездных войн» (1977), и с современным ковбоем Индианой Джонсом из одноименной трилогии Спилберга (1981, 1984, 1989). Сьюзен Джеффордс включает все четыре фильма в число определяющих как в кинематографическом, так и в политическом отношении мужественность эпохи президентства Рейгана – президентства, которое ассоциировалось с ковбойскими ролями самого Рейгана и сопротивлением его администрации коммунистической «империи зла» [Jeffords 1994: 65][216]. Конечно, относительная молодость и откровенное дружелюбие Маршалла, а также его семья – преданная, сообразительная жена и дочь-подросток, – могут вызвать в памяти скорее образ тогдашнего президента Клинтона. Поскольку основная часть фильма посвящена физической расправе Маршалла над казахскими террористами, становится ясно, что в основе его лидерства лежит способность подкрепить свои слова действиями, то есть вспомнить о военной доблести, которая когда-то принесла ему Медаль почета, и вновь почувствовать себя воином. И в этом качестве Маршалл – о котором его бывший командир говорит: «Он умеет воевать. Если он там, он – наш лучший шанс», – напоминает двух других выдающихся рейгановских «крепкотельных» героев 1980-х годов: ковбоя-правоохранителя Джона Макклейна («Крепкий орешек») и, конечно же, ветерана войны во Вьетнаме Джона Рэмбо.