Может его плохо воспитывали? Или рано пришло понимание, что пить во дворе пиво и дешёвое плодово-выгодное практичнее в плане укрепления дружбы и взаимопонимания? Во всяком случае он уже тогда уяснил основной принцип любой попойки: неважно что ты пьёшь — главное с кем.
Это полностью меняло смысл возлияния. Если тебе хорошо с собутыльниками, то настойка боярышника или Каберне Совиньон не испортят впечатления.
Конечно, если бы судьба, в виде кураторов и распределительной комиссии, избрала местом его работы высшее общество или жиденькую прослойку интеллигентствующих либералов, то он бы прислушивался к советам родителей и вызубрил, что полусладкое и острый соус несовместимы, а запивать, истекающий кетчупом ход-дог, французским вином — это верх безвкусия.
Но судьба сжалилась и определила его для «полевых операций». А там про вино знали только любители читать художественную литературу прошлого века и ещё более древнюю классику. Так было тридцать лет назад. С тех пор безусловно многое изменилось. Только в крупных городах. Остальные, либо, не спешили возвращаться к прежней культуре, либо, осмысленно её отвергали, считая виновной во всех бедах.
Так или иначе, но Малюта связывал своё состояние с правильной народной традицией разливать поллитровку на троих. Сетовать на «тархун» и остаточные следы ведьминой магии считал недостойным. Это нивелировало его многолетний опыт в системе службы безопасности.
Всё складывалось просто прекрасно. Никакой эйфории или возбуждения не наблюдалось. Хотя на первый взгляд именно это странно, учитывая притягательность разливающейся над поляной мелодии и соблазнительность, крутящихся в танцевальных па обнажённых девушек. Но только на первый взгляд. Григорий Лукьянович чётко понимал кто он, где и кто его окружает. Так случается, когда долго сдерживаешь себя, оправдывая поступки необходимостью соблюдать какие-то правила или не давать шанс противнику воздействовать на принятие решений. И вдруг все барьеры исчезают. Нет надобности лицемерить и юлить. Можно просто сидеть в первом ряду и смотреть. Не беспокоясь о том, что кто-то о нём что-то крамольное подумает.
Лёгкость. Да, наверное, именно так можно обрисовать его состояние. И полное нежелание анализировать увиденное. Зачем? Объяснять или менять сложившееся положение вещей он не собирался. Просто сидел и наслаждался моментом.
Даже некоторая нервозность напарника не беспокоила. Тем более, что Шрама точно не удивляло происходящее. Он либо видел мистерии шабашей ранее, либо ожидал чего-то подобного. А раздражался, потому что рассчитывал на что-то большее и полагал себя обманутым.
А может чип в башке пытается вернуть прежний контроль.
К разговору Дениса с Михалычем он не прислушивался. Не желал вникать в то, что нарушит его сиюминутное наслаждение. Возможно, это и есть нирвана, которую дурачки пытаются достичь подавлением своих плотских желаний.
А Шрам, уязвлённый ехидством лесовика по поводу его службы, пытался вызнать что за мрачный шлейф тянется за столь прелестными созданиями и почему люди их боятся.
— Вот ты волка за смерть какой-нибудь косули осуждаешь? — почесав затылок спросил Михалыч.
— Нет, конечно. Он убивает ради жизни. Своей и стаи.
— Правильно. А если волк нападёт на колхозное стадо? Осуждать будешь?
— Волки умные. Лет сто не нападают на домашний скот. Живность вокруг расплодилась в неимоверных количествах. Они понимают, что загнать оленя тяжело, но безопасно. А вот загрызть овцу легко. Очень легко. Однако, крайне опасно. Отару сторожат и волкодавы, и пастухи. А у последних есть ружья. Лучше побегать, чем получить картечь.
— М-ля! — всплеснул лапами Михалыч, — Такую притчу испортил!
— Ты не грузи меня метафорами и сравнениями. Говори, как есть.
— Да не могу я оценивать то, частью чего являюсь сам. Вот дружка своего, Гришу, спроси. Он, хоть и прикидывается твердолобым атеистом, но историю края знает. Ему много раз рассказывали, пусть даже он не вникал. Некоторые вещи впитываешь подсознательно.
И тут же, видя блаженную улыбку совершенно отрешённого от действительности человека, хлопнул огромной лапищей безопасника по спине. Тычок получился, будто резиновой дубиной по хребту огрели.
Малюта слетел с бревна и сделал пару шагов, прежде чем погасил инерцию. Непонимающе уставился на чудище, готовясь то ли дать отпор, то ли понять, что от него хотят.
— Объясни товарищу, кто такие наши наяды. А то он полагает, будто в Грецию попал, а вокруг сплошные иноагенты и враги государства.
— Что объяснять-то? — заартачился Григорий Лукьянович, словно его внезапно разбудили и требуют от только что проснувшегося человека пересказать содержание книги «Славянские мифы» Моисея Сусанина.
— Зинаида Матвеевна считает, что репутация местных водных дев, мягко говоря, стрёмная. Поэтому предпочитает называть их наядами. Зачем людей путать? — прояснил вопрос Шрам, не рассчитывая на ответ лесовика.
— А тебе не всё равно? Что ты сейчас-то этим озаботился?