Выживший в племени каннибалов

– Масоку кушает манирока!

Спрятав Хуану и Хуаниту в надежном месте, мы с Хуаном подобрались почти вплотную к тому месту, взобравшись на скалу, нависающую козырьком. Расстояние было где-то 15-20 метров.

Пока мы пробирались на самый верх, участь одного пленника была решена. Он уже дымился на огне. Нам было прекрасно всё видно и слышно.

Вождь масоку, самый представительный по окраске среди дикарей, стоял чуть в стороне. Шаман, весь в серой экзотической атрибутике, в честь праздника затянул песнь, которую остальные дикари подхватили хриплыми нестройными голосами.

– О, отец, о, бог Дуссонго! – причитали оставшиеся жертвы, к которым ещё не приступил повар со своим кулинарным искусством.

Сидевшие вокруг ждали сигнала о готовности блюда. Повар отхватил ножом кусочек, попробовал на вкус и кивнул головой вождю масоку. Туземцы, ещё не выждав приглашения, накинулись на поджаренного человека, резали и рвали его мясо. Повар наносил направо и налево удары своей палкой по головам, но это мало помогало, и давка прекратилась лишь тогда, когда от тела остался один скелетный остов. Счастливчики в стороне лакомились теперь кусками мяса, воздавая похвалы всевышнему богу Дуссонго.

Приказа относительно следующего приготовления жертвы в пищу не поступало, да и торопиться было ни к чему – видимо, растягивать удовольствие всегда было в правилах туземцев.

– О, разбойники, что вы наделали! Вы проглотили нашего вождя Муари! – гневно выкрикнула одна из привязанных пленниц. Ей было лет двадцать пять, что-то подсказывало – роковой возраст, и она несла в себе черты надменности. Гордой и своенравной точно была. Даже перед фактом неминуемой смерти у неё ничего не ломалось в механизме дерзости. Только зрачки сужались и расширялись, как у дикой кошки.

– Хорошее мясо, мы благодарны за него! – сказал шаман и бросил ей оставшийся кусок на пробу, предварительно освободив её руки.

Удивительно, но этот кусок ее вождя пропал в бездне желудка бедолажки без всяких угрызений совести.

Масоку, впрочем, не обращали внимания на стоны пленников, продолжали пиршество.

– Неужели, в самом деле, туземцы думают, что человека и всё что в нём находится внутри, можно есть? – спросил я тихо у Хуана.

– Да, да! – ответил он. – Лучшее мясо – это человек.

– Неужели они не видят в этом дурного намерения?

– Мясо настолько вкусное, что отказаться может только тот, у которого нет зубов.

Похоже, нравственных затруднений не были ни у кого из присутствующих, вот физические – муки – только у жертв!

Мы никогда не поймем этого примера яркого примитива каннибальского сознания. Я отвернулся в сторону от этих мыслей, чтобы скрыть свое возмущение.

Но от действительности не убежишь, потому что пленники стенали.

– О, вождь Муари! – особо отличался из всех звонкий голос девочки лет четырнадцати. – Какой ты был добрый! Ты сказал тогда, что у тебя есть мясо. Ты сказал, что лучше, чем масоку, мяса нет. Мы перед этим так долго голодали, потому что наши козы погибли на болоте. Ты дал нам мясо масоку! Какое оно было вкусное!

С первой жертвой разобрались быстро – голод не тетка, зато со второй было связано длительное смакование.

В эту минуту шаман поднял над очередной жертвой нож, иногда поигрывал им…

Это была та самая женщина с надменностью во взоре. Ещё секунда – и очередной манирока избавится от бренных земных тревог и мучений! Но секунды у дикарей длятся как в замедленном кино минуты, а минуты – часы. И нож не опускался, не вонзался в грудь жертвы. Может быть, этот человек наслаждался её страхом, ещё сжалится над женщиной? Зачем шаман так долго смотрит в её, полные ужаса, глаза? Садистки блаженствует? Решает чужую судьбу: не использовать ли её по другому назначению, например, как женщину?

Надо было что-то предпринимать против столь своеобразного пикника.

Я показал Хуану, как обогнуть масоку с другой стороны, и когда был уверен, что он ловкий и смышленый уже на месте, взял коробку с воздушными шариками, коробку с пуговицами и иголками и стал пробираться вперед на самый край выступа. Может не стоило рисковать и лезть напропалую, но меня раззадорило происшествие. Стараясь максимально охватить как можно больше территории, я сверху раскидал содержимое коробок – словно посеял вручную зерно. На меня обратила внимание первой высокомерная пленница, она расширила глаза в ужасе от моего вида и задёргалась в путах, но они держали её крепко. Как только я успел отойти назад и снова пригнуть голову у наметившего заранее валуна, я во всю мощь своих легких свистнул. Так у туземцев никто не свистит. На необычный звук туземцы насторожились, и стали врассыпную разбегаться в разные стороны. Отвлекающий маневр сработал, что и нужно было. Хуан подобрался к пленникам и развязал их. Те кинулись в пирогу и, энергично перебирая веслами, уплыли.