Мисс Торнтон никогда никого в сущности не любила, кроме, конечно, своей дорогой мамы, братьев и сестер, хотя много говорила о любви и претендовала на то, что понимает ее. В глубине души она не верила в существование такой вещи, как романтическая любовь. Все это игра. Люди женятся, чтобы были дом и семья, а любовь придумана. Она объясняла себе разрушительные сердечные трагедии, о которых пишут в газетах, весьма просто: эти мужчины и женщины сошли с ума и серьезно отнеслись к игре. Но если мисс Торнтон не верила в любовь, то верила в глубокую дружбу. Она знала, как можно обожать подругу. Ее подруга была Кэтрин Хэндерлей в далеком Лос-Анжелесе. Они ежедневно писали друг другу подлинно реалистические письма. Она радовалась мысли, что пять ее писем находятся в пути к Китти, а пять писем Китти – на пути к ней. Она видела умственным взором, как они пересекают материк – маленькие, белые конверты.
Перевернув страницу, она писала:
«…встретить милую Бленч. Я ее люблю не так, как тебя, моя дорогая, но она очень мила и артистка до мозга костей. Я хочу, чтобы ты знала всех, с кем я знакома. Когда я встречаю нового человека, мне сейчас же приходит в голову: а что о нем подумает Китти? «Этот мистер Уэбб, о котором я упомянула вчера, – писатель; какие он написал романы – не знаю. Он пытался рассказать мне вчера сценарий, который хочет написать. Я просила его об этом, когда он сказал, что у него есть сценарий, хотя теперь, право, не понимаю, зачем я его просила об этом. Это вышло само собой, как бывает в разговоре. О, Китти, что за сценарий! Честное слово, он перепугал меня до безумия, хотя он настоящий джентльмен и у него такие хорошие манеры. «У него такие страшные идеи. Одно из действующих лиц в его сценарии называется Больной Печенью, и все происходит внутри человека. Можешь себе представить, что это за вещь, Китти! Он называет это субъективной драмой. Просто сумасшедший! Я это подозревала и повернулась, чтоб посмотреть ему в лицо это ведь всегда видно по глазам, – и как ты думаешь, что он мне сказал? Он сказал: «Мисс Торнтон, пожалуйста, смотрите в другую сторону, я не могу рассказывать, когда вы на меня смотрите»… Бедняга, знает, что не все у него в порядке, и не хочет выдавать своей тайны. Очень его жаль – настоящий джентльмен».
Глава двенадцатая
Бинго ударяется в поэзию
1
Томас Хоктон Хэнтер прохаживался по большому холлу в стиле Тюдоров, когда перед ним появился Бинго Эллерман. Было около одиннадцати утра.
– А, вы уже тут, – весело приветствовал он Хэнтера. – Как сегодня ваши делишки?
– Недурно, мистер Эллерман, – ответил Хэнтер. – Как вы поживаете?
Он не без восхищения оглядел костюм Бинго: в темно-синей, ловко сидящей паре был невидимый отпечаток Сент-Джемса с Джеринг-стрит.
– Скажите, я вчера не совсем уловил вашу фамилию, сказал Бинго, Мэнтер, Гэнтер… как вас? Вы актер, поэт или что-нибудь вроде этого?
– Нет, мистер Эллерман, – с улыбкой ответил Хэнтер, – я не имею чести быть ни актером, ни поэтом. Я для этого как будто слишком практичен.
Он извлек из кармана тонкий кожаный бумажник с монограммой и стал вынимать карточку.
В этот момент мисс Фанни Торнтон прошла через холл, держа в руках свой серо-голубой томик «Как вам будет угодно». Бинго расцвел, как клумба на солнце.
– О, как вы поживаете, мисс Торнтон? – произнес он радостно. – Какое прекрасное утро, не правда ли?
Хэнтер удивленно смотрел на эту встречу. Хотя ему и попадалось в газетах кое-что о подвигах Бинго, но все же он не имел настоящего представления об установившейся за ним репутации помеси Казановы с комедиантом.
Бинго жадными глазами проводил мисс Торнтон.
– Хороша штучка, заметил он Хэнтеру. – А как задается! Так вы говорите, что вы не актер и не поэт. Как же это вы сюда затесались?
– Я не затесался, м-р Эллерман, – ответил Хэнтер, не в моих привычках навязываться людям. Может быть, эта карточка, он сунул свою карточку в руку белокурого гиганта, – даст вам представление о моем положении и о том, почему я очутился здесь.
Передавая карточку, он церемонно поклонился.
Бинго посмотрел на картонный прямоугольник и прочел тихим мерным голосом:
– Томас Хоктон Хэнтер, вице-президент автомобильной компании Эллерман, – и спросил: – Это ваша фамилия?
– Это мое имя и звание, – ответил Хэнтер.
– То-мас Хок-тон Хэн-тер, повторил Бинго. Он держал карточку в левой руке и дирижировал правой. – Но это же можно переложить на музыку! – воскликнул он. – Вы об этом не думали? Конечно, нет… И не говорите мне этого, не говорите. Вы сами знаете, что я первый это придумал. Вам непременно надо прибавить здесь строчку нот, – он показал на низ карточки. – Попробуйте это на своем тромбоне. Масса народа так бы сделала.
– Я… э-э… я… – заикался Хэнтер с загоревшимися от гнева глазами.
– Постойте, постойте, постойте. – Бинго дружелюбно положил руку на плечо Хэнтера. – Не прерывайте меня, мой ум работает. Теперь слушайте:
Томас Хоктон Хэнтер
Сделал карбюратор,
Ему он не удался.
Тут же переделал
Томас Хоктон Хэнтер…