Нормальная женщина не может дожить до тридцати лет, не влюбившись ни разу. Эдит увлекалась раза два или три, но слабо. Она слишком хорошо понимала этих людей, чтоб серьезно любить их. Пустые болтуны, люди без прошлого. Девушка еще может увлечься юношей без прошлого, но не зрелая женщина. Теперь пред ней предстал Майкл Уэбб, с костюмом и инструментами подмышкой, с извинениями, что опоздал.
Мисс Меррифильд не знала Майкла так, как знает его читатель. Его инстинктивная способность валять дурака еще не была перед ней продемонстрирована. Хорошо, что она обладала чувством юмора. Он ей пригодился.
3
Майкл действовал основательно, как слесарь, нанятый поденно. Он медленно выложил свои инструменты на выдвижную доску. Мисс Меррифильд уселась рядом и сказала:
– Я буду смотреть, как вы работаете. Может, понадобится вам помощь. Подержать что-нибудь, или в этом роде.
– Вы мне очень поможете, если сядете так, чтобы было вас видно.
Диалог: Эллерманы… «Тенистый Луг»… Доббс-Ферри… Цветущий дерн… Вашингтон Ирвинг… Американская революция… Театр… Цвет яблонь…
Разговор потом перешел на разные предметы, вроде того, как трудно достать настоящий апельсиновый мармелад. Немного спустя Майкл вдруг начал перекладывать инструменты.
– Зачем вы это делаете? – спросила мисс Меррифильд.
– Не знаю, зачем, – ответил он, – но только всегда так делается. Я практически изучал механику. Когда практик–механик приступает к делу, он первым делом раскладывает инструменты. Потом курит трубку. Потом снова перекладывает их другим манером. Потом открывает, что не хватает самого нужного инструмента, и отправляется за ним в мастерскую.
– Но это же вздор! Чистый вздор! – весело заметила мисс Меррифильд. – Я думала, что вы-то от него совершенно свободны как великий специалист по обезвздориванию.
– О, нет, вы ошибаетесь – живо произнес Майкл. Я подвержен припадкам вздора, как и все другие. Доктора не защищены от заразы. Он покачал отрицательно головой. Я подвергаюсь постоянной опасности заразиться, работая над очень заразными формами вздора.
В этот момент Маргарита вошла в сад и доложила, что завтрак подан.
В хорошую погоду мисс Меррифильд приказывала накрывать стол на террасе, шедшей вдоль дома. Обычно она сидела там одна и, глядя в книгу, ела с бессознательно грациозными жестами. Иногда она подолгу разговаривала с Маргаритой – француженкой–служанкой, говорившей об Америке с покорным удивлением. Океан английской речи грозил поглотить ее простую душу. Странные люди! Странные обычаи! Как Марко Поло во владениях татарского хана, она была решительно ко всему готова. И все же случались вещи, которых она не ожидала.
У Маргариты было много достоинств. Она была родом из Нормандии и умела готовить créme confiture à la galette, как его готовят в этой стране пологих холмов, упирающихся в Северное море. Кулинарное искусство Нормандии само по себе может сохранить в веках память об этой стране, как память о Дамаске хранится в его узорной стали. Майкл и Эдит вспоминали Францию и болтали, как старые друзья.
– Как жаль, что мы не были знакомы во Франции, – сказал Майкл, – мы там славно побродили бы с вами.
– Да, пришлось встретиться в Доббс-Ферри… Странно… Хотите сахара? – она передала ему сахарницу.
– Нет, благодарю вас. Я слишком прибавляю в весе, когда пью с сахаром… Да, могли бы вместе посмотреть Париж.
– Я думала, как раз об этом, – сказала Эдит. Как бы хорошо было! Мне совершенно не с кем было ходить по Парижу. То есть не было никого, кто бы интересовался тем же, чем я… Вы знаете, что я не была даже Cafe de la Rotonde за Монпарнасом, там, где бывают все литераторы.
– Вы ничего не потеряли, – возразил Майкл. – Пришлось бы разочароваться. Место грязное, кормят плохо. А литераторы… литераторы такие же, как в Нью-Йорке. Большинство американцы и англичане, французов совсем мало… Я усвоил французскую культуру на бульваре Клиши. Для этого не надо быть особенным. Эта культура всасывается так же легко, как замороженная сальсапарилла через соломинку… Так и называется – безболезненная культура.
– Бульвар Клиши? – удивилась Эдит. – Я никогда не слышала, чтобы эта часть Парижа славилась какой-либо формой культуры.
– О, да, это – специфическая культура бульвара Клиши. Вы вообще знаете парижские бульвары? Бывали на них?
– Конечно. Но ничего особенного не заметила. По бокам кафе – маленькие лавочки, театрики.
– Не театрики, а кафе-шантаны. Все едят сыр и сладости и пьют вино. На сцене идет представление, и поют песенки… Бог мой, да во Францию стоит поехать, чтобы услышать декламацию Аристида Брюана! Он – настоящий народный поэт. Профессиональные литераторы относятся к нему свысока, но и он тоже смотрит на них свысока, и потому это не столь важно. Мисс Меррифильд засмеялась.
– Вы больше француз, чем сами французы, – у вас такой ясный и прямой взгляд на вещи. Вы ненавидите претенциозность… Мне это очень нравится!
– Я рад, что вам нравится. Многим наоборот. Многие смертельно ненавидят мое обезвздоривание.