Взгляд сквозь пальцы

– Мемориальную доску, – почему-то сипло сказала я и прокашлялась. – Только чтобы успеть до конца месяца. И установить на место.

– Куда установить?

– На Каменном берегу, на склоне.

– Хозяин – барин… А надпись какая?

– Могу прямо сейчас написать.

– Ну, сейчас так сейчас… Коля, дай что-нибудь.

Коля принес из хибарки потрепанную двенадцатилистовую тетрадку, выдрал из нее двойной листок и подал мне вместе с огрызком карандаша. Пока я корябала им по бумаге, Христо о чем-то тихо переговаривался с Колей. Когда протянула ему листок, старик выудил из кармана шортов очки, криво насадил их на нос и стал читать, собрав толстые губы трубкой.

– Вот, значит, как, – резюмировал он, закончив чтение. – А что еще будет? Рисунки какие? Материал какой?

– Там сыро и ветер, так что камень попрочнее, какой – сами знаете. Лучше красный. Рисунки на ваш вкус. Я вашу работу видела, мастеру грех указывать.

Старик остро глянул на меня сквозь очки.

– Вы из какой конторы?

– Я сама от себя.

– Дело, конечно, не мое, но зачем оно вам надо?

– Обещание дала, – сказала я, начиная злиться.

– Экс-вото, значит?

Я с трудом скрыла удивление. Ай да дед!

– Можно и так сказать. Сколько это будет стоить?

Старик назвал сумму, и мне стало нехорошо. Месяц работать на полторы ставки, не пить, не есть… Но я пообещала.

– Идет.

– Половину вперед.

– С собой нет, могу на днях занести.

– Ольгадреивна, я заплачу, а потом рассчитаемся, – сказал рыцарственный Коля.

– Хорошо, Коля, спасибо вам.

– Тогда завтра начну.

– А камень какой будет?

– Как сказали, красный гранит. У меня как раз подходящий кусок остался – помнишь, Коля, от Овсепянов.

Коля прикрыл глаза, вспоминая, и закивал.

– Не беспокойтесь, Ольгадреивна, первый сорт! Они такой склеп отгрохали, ни у кого такого нет! Христо, где они камень-то заказывали?

– В Карелии. А откуда вы все это узнали? Я местный, кое-что слышал про это, а вы вроде нездешняя?

– В Интернете нашла.

– У меня внуков из-за компьютера не выгонишь, но они все в игры играют. А сам я с этом делом не дружу.

– Хотите, распечатаю, принесу.

– Через Колю передадите. Ну ладно, пойду. Телефончик-то дайте.

Мы обменялись телефонами, и Христо ушел – грузный, коротконогий, мощный. Я украдкой глянула ему вслед сквозь пальцы: человек. Что за каменотес, который знает, что такое ex-voto[3]?

Коля проводил меня до ворот, и я отправилась домой, размышляя, откуда у человека с ай-кью меньше семидесяти баллов и начальным образованием такая воспитанность. Уж не от родителей, конечно. Коля не только «сделал», но и воспитал себя сам. Яне очень повезло. Хоть бы ребенок родился здоровым… Надо будет поговорить с гинекологами.

В витрине газетного киоска на остановке обнаружилась городская малотиражка. Кроме броского заголовка на первой полосе «Перестрелка в парке: девяностые возвращаются?», ничего не разглядеть. Сердце зачастило, и я купила дешевый журнал, «Известия» и «ну, еще вот это». Мой голос прозвучал так делано-безразлично, что самой было противно слышать. Но сонная киоскерша, казалось, ничего не заподозрила.

Газету я просмотрела в автобусе. Протокольное интервью с начальником РОВД, иллюстрированное фотографией необъятного полковника, снятого на фоне стены с портретом президента. Общественному порядку в городе ничего не угрожает… Оперативно-розыскные мероприятия проводятся в полном объеме… К расследованию будут привлечены лучшие силы… Оперативно-следственная группа работает… Неужели это все из-за меня?

Я брела по раскаленной улице и чувствовала, как давят меня усталость и отчаяние. «Не могу больше», – твердила я про себя кому-то, кто слышит все, знает все и не желает ничего изменить – или не может? Я больше не хочу убивать, чтобы не быть убитой. Я никогда не стремилась к этому – хотела лечить своих больных, любить мужа и растить детей. И все, ты слышишь? За что это мне? Это свыше человеческих сил…

Но ведь я и не человек. И не оборотень. Переходная форма…

В звенящей от жары и утомления голове всплыли давно знакомые строчки: ритмичный гул, из которого сгустились слова:

– …отпуска нет на войне…

Киплинг знал, о чем пишет.

Из открытого окна детской неслась громкая музыка: звенящие гитарные риффы и голос. Если немедленно не прекратить, скандальная бабка с первого этажа наверняка придет разбираться. И будет совершенно права. Кто угодно возмутится… Я прибавила шагу, надеясь погасить конфликт в зародыше.

Дверь открылась, и ярость неистового голоса, плеснувшая навстречу, едва не сбила меня с ног:

Холодное железо властвует над всем,
Холодное железо – решенье всех проблем.
И лишь когда получишь пять дюймов стали в грудь,
Холодное железо позволяет отдохнуть!

Я прислонилась к стене и простояла так несколько секунд, прежде чем рявкнуть:

– Дарья! Сделай тише! На улице слышно!