Взгляд со стороны. Естествознание и религия

Под воздействием внешней среды происходит как усложнение, так и гипоморфоз (упрощение) растений и животных. Примером могут служить одомашненные дикие животные, мозг которых сократился почти наполовину (см. «Сознание и мозг»).

Путём естественного отбора, как движущего фактора, в основу которого положен принцип «выживает наиболее приспособленный к условиям среды», живые организмы должны не усложняться, а упрощаться до тех пор, пока не превратятся в самые жизнестойкие виды – бактерии и вирусы.

Чем проще устроен организм, тем он устойчивее к враждебной окружающей среде и тем лучше приспособлен к выживанию. Бактерии и вирусы встречаются почти во всех земных местообитаниях, а их биомасса превышает суммарную биомассу животных и растений. Многолетний опыт борьбы человека с патогенными вирусами и бактериями с использованием всех современных технологий показал, что уничтожение их, как вида представляет неразрешимую задачу для человечества. Они практически непобедимы, что нельзя сказать о других животных.

За миллиарды лет вирусы и бактерии принципиально не изменились. Естественный отбор и высокая частота мутаций повысили их выживаемость, но не превратили в более сложные виды.

В образовательном проекте «ПостНаука» в статье «Живые ли вирусы» доктор биологических наук, профессор факультета Биоинженерии и биоинформатики МГУ имени Ломоносова Л. Б. Марголис отметил: «Очевидно то, что вирусы – одна из самых удачных форм существования гена из-за своей простоты, и поэтому вирусы – это очень выгодная форма жизни».

Некоторые виды бактерий освоили строительство убежищ – капсул, – где они укрываются от неблагоприятного воздействия внешней среды (пересыхания), фагов, токсических веществ и так далее. При этом отдельные патогены образуют капсулу только при размножении в организме животных или человека и не образуют её на обычных питательных средах (например, возбудитель сибирской язвы).

В процессе эволюции метаногенные бактерии «научились» соединяться друг с другом своеобразными биопроводами и формировать некое подобие связей, аналогичных тому, как нейроны обмениваются информацией друг с другом в мозге животных[288].

Как известно, наряду с относительно недавно появившимися животными бок о бок существуют виды, которых на протяжении десятков и даже сотен миллионов лет практически не коснулась эволюция. Если образование более сложных видов происходило эволюционным путём, все живые организмы, возникшие миллиарды и миллионы лет назад, должны были эволюционировать в более сложные виды. Но как известно, это не наблюдается.

У многоклеточных животных – морских губок и пластинчатых – за миллионы лет так и не появился ни мозг, ни нервная система. Существам, обитающим на скалистом дне океана, не понадобился энергозатратный мозг. Мозг им заменили гены, связанные с функционированием нейронов. Практически не изменились за миллионы лет устрицы и двустворчатые моллюски, акулы, черепахи, змеи, муравьи, термиты и многие другие животные.

Любая эволюционная модель для подтверждения своей правоты должна уметь предсказывать, какие существа должны появиться в ближайшем или отдалённом будущем. Несмотря на то что общепринятая эволюционная теория вобрала в себя эволюционные представления Ламарка, Дарвина и генетиков эволюционистов, принимающих концепцию СТЭ, у неё так и не появилась предсказательная сила.

Усложнение живых организмов предопределено генетическим Кодом Вселенной и никакого отношения к естественному отбору не имеет. Именно поэтому эволюционная теория не может доказательно объяснить даже такую «мелочь» как возникновение гла́за. Глаза у животных появляются сразу, без эволюции и естественного отбора. Дарвин признался своему коллеге, что этот феномен приводит его «в холодную дрожь».

Л. И Корочкин в своей работе «Как гены контролируют развитие клеток» приводит удивительное исследование швейцарского молекулярного биолога Вальтера Геринга.

Проводя опыты на дрозофилах, Геринг смог «вызывать к жизни» ген «безглазия» (eyeless). И в тех местах, где это удавалось, формировался глаз: на брюхе, на крыльях, на груди и так далее. Более того, если для микроинъекций использовалась конструкция, содержащая вместо гена «безглазия» дрозофилы его гомолог (вещество сходное по составу, строению и свойствам), выделенный из клеток лабораторных мышей, результат получался тот же – развитие глаза на необычном месте, там, где его не должно быть.

Анализируя эксперимент Геринга, Корочкин приходит к заключению о существовании единого генетического консервативного механизма управления формообразовательными процессами в разных, филогенетически удалённых группах животного мира.