Читаем Взгляд в прошлое. Книга 1 – Записки конструктора космической техники полностью

У нас на длительных охотах (длившихся по две недели) всегда возникала проблема с хлебом, он через неделю черствел и становился «каменными» буханками, которые можно было разрубить только топором. Рогов превращал «каменные» буханки в свежий хлеб (как будто его только вытащили из печи) подержав их на пару в закрытом казане минут 10– 15 на решётке под, которой кипела вода, но это можно было проделать только один раз т.к. он – хлеб после этого мгновенно черствел. Когда он это проделал в первый раз, я вспомнил рассказ Валерия (мужа сестры) о военных годах, проведённых им в детстве на территории занятой гитлеровцами в Ленинградской области. Он рассказывал, что у немецких старших офицеров были консервные банки с герметично закупоренными в них сублимированными двумя белыми булочками, лежащими в банке на специальной решётке. После открывания банки под решётку наливалась вода, банки закрывались крышками и ставились на огонь спиртовки или специальных маленьких керосиновых или бензиновых примусов (величиной в кулак), где вода под булочками доводилась до кипения. И сублимированные (абсолютно сухие булочки) на пару' превращались в горячие булочки только что вынутые из печи.

В общем, Павел Фёдорович был «мастер на все руки» и мне импонировало, что он ко мне очень хорошо относился и вполне серьёзно обсуждал со мной волнующие его часто не простые вопросы и внимательно выслушивал моё мнение. В конце концов, он стал и моим хорошим – старшим другом мнением, которого я дорожил вплоть до его смерти. Он, как мне кажется, занял для отца место дяди Коли Чеснокова (о котором я писал в сборнике воспоминаний «На краю Руси обширной»), оставшегося в Уральске. Павел Фёдорович был сухого телосложения и, не смотря на свой возраст, часто сопровождал меня – молодого в нелёгких и далёких походах по болотистым тростниковым местам на охотах на Балхаше и низовьях реки – Чу. Он искренне радовался моим успехам в стрельбе (а я в то время серьёзно занимался стендовой стрельбой) по уткам и гусям, и я часто слышал из его скрадка, находящегося по близости его аплодисменты по поводу моего удачного дуплета. Рогов обладал хорошим слухом и низким голосом и на охотах у костра вечерком мы с ним и отцом с удовольствием пели народные русские и украинские песни на три голоса, а когда с нами был ещё и Д.Н. Шепилов, обладавший абсолютным слухом профессионального скрипача, пели и квартетом. Однажды на охоте на Ташеткульском водохранилище (на реке – Чу в Казахстане) ко мне после утрянки подошёл охотник из компании, расположившейся по соседству с нами, и задал странный вопрос: – «Вы сегодня вечером петь будете?» Я сразу бросился извиняться за беспокойство, причинённое нашим вчерашним пением у костра. Но он остановил меня, сказав, что наше пение очень понравилось их компании и они просят разрешения прийти к нам на огонёк вечером, если мы будем петь. Вот так мы оказались первый раз в роли квартета, певшего «на бис» на берегу Ташеткульского водохранилища. Соседняя компания охотников была из Алма Аты. Эти люди оказались очень интересными собеседниками, и мы вмести провели приятный вечер у охотничьего костра, мы пели песни на четыре голоса, а они внимательно их слушали. Павел Фёдорович угостил их пловом из диких уток, который им очень понравился. В общем, расстались мы с ними по – дружески тепло, обменялись адресами, телефонами и, договорившись не теряться – авось и встретимся на охоте или на Балхаше, или в низовьях реки – Чу, места, где мы проводили отпуска, которые они тоже знали.

Перейти на страницу:

Похожие книги

120 дней Содома
120 дней Содома

Донатьен-Альфонс-Франсуа де Сад (маркиз де Сад) принадлежит к писателям, называемым «проклятыми». Трагичны и достойны самостоятельных романов судьбы его произведений. Судьба самого известного произведения писателя «Сто двадцать дней Содома» была неизвестной. Ныне роман стоит в таком хрестоматийном ряду, как «Сатирикон», «Золотой осел», «Декамерон», «Опасные связи», «Тропик Рака», «Крылья»… Лишь, в год двухсотлетнего юбилея маркиза де Сада его творчество было признано национальным достоянием Франции, а лучшие его романы вышли в самой престижной французской серии «Библиотека Плеяды». Перед Вами – текст первого издания романа маркиза де Сада на русском языке, опубликованного без купюр.Перевод выполнен с издания: «Les cent vingt journees de Sodome». Oluvres ompletes du Marquis de Sade, tome premier. 1986, Paris. Pauvert.

Донасьен Альфонс Франсуа Де Сад , Маркиз де Сад

Биографии и Мемуары / Эротическая литература / Документальное
10 гениев науки
10 гениев науки

С одной стороны, мы старались сделать книгу как можно более биографической, не углубляясь в научные дебри. С другой стороны, биографию ученого трудно представить без описания развития его идей. А значит, и без изложения самих идей не обойтись. В одних случаях, где это представлялось удобным, мы старались переплетать биографические сведения с научными, в других — разделять их, тем не менее пытаясь уделить внимание процессам формирования взглядов ученого. Исключение составляют Пифагор и Аристотель. О них, особенно о Пифагоре, сохранилось не так уж много достоверных биографических сведений, поэтому наш рассказ включает анализ источников информации, изложение взглядов различных специалистов. Возможно, из-за этого текст стал несколько суше, но мы пошли на это в угоду достоверности. Тем не менее мы все же надеемся, что книга в целом не только вызовет ваш интерес (он уже есть, если вы начали читать), но и доставит вам удовольствие.

Александр Владимирович Фомин

Биографии и Мемуары / Документальное
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное