Взлет против ветра

...Анна считала, что умрет через неделю, но ошиблась. На следующее утро ей стало так плохо, что пришлось срочно привозить знаменитого врача из Москвы. Он очень недолго осматривал жену Баталова, не промолвившую в это время ни слова, а потом жестом попросил Антона Федосеевича в коридор и коротко сообщил, отводя в сторону натренированный от общения с близкими родственниками умирающих взгляд:

— Это уже агония, товарищ подполковник. Больше двух суток она не проживет. — И, не прощаясь, вышел.

Антон остался в узком коридоре, прислонившись спиной к свежевыбеленной стене и не замечая, что пачкает мелом свой новый китель. Хлопнула дверь, и с порывом ветра в коридор вбежал в пестрой шубенке Аркадий, На голоЕе его быА старый отцовский шлем, а шубка подпоясана армейским ремнем.

— Папа, а нас распустили. Нам тетя Клава сказала, можете идти домой, потому что ей в Москву надо. А мама опять спит? Когда она перестанет спать, папочка?

Антон Федосеевич схватил сына на руки и, как был, без шапки и шинели, выбежал из дома. Придавленный и оглушенный страшным известием, он долго ходил по аллее, не отвечая на приветствия встречных. Мягкий, еще не прихваченный морозом снег податливо проваливался под подошвами его сапог. «Меньше двух дней», — с ужасом думал Антон Федосеевич, все крепче и крепче прижимая к себе сына. У Аркадия были тревожные, недоуменные глаза, и, облизывая потрескавшиеся от ветра губы, он спрашивал простуженным голоском:

— Папочка, а ты почему плачешь?

— Это тебе показалось, сынок, — успокаивал его Баталов, но сын не унимался:

— Ты перестань плакать, папочка. Я тебя очень люблю, и мы всегда будем вместе.

— Будем, сынок, — растерянным шепотом обещал отец. — Всегда будем вместе.

— И когда ты состаришься, я вырасту и буду тебя кормить.

— Идем к маме, Аркаша, — спохватился Антон Федосеевич. — Я же смотри в каком виде выскочил!

Анна лежала с закрытыми глазами, опавшее лицо с остро выдавшимися скулами казалось безжизненным, но грудь ее с усилием поднималась и опускалась. Горящее, высушенное болезнью тело еще сопротивлялось смерти.

— Больно, Антоша, — прохрипела она. — Желудок, селезенка, печень. Вся разваливаюсь по кускам.

Аркадий ткнулся подбородком в теплую подушку, несуразно сказал:

— А ты скоро выспишься, мамочка?

— Скоро, — глухо ответила она и всхлипнула. — Антон, накорми нашего мальчика, а потом снова со мной посиди. Мне легче, когда ты рядом.

Он просидел у ее изголовья молчаливо, с тоской глядя на неприбранную комнату, маленькую кровать, — в ней давно уже ровно дышал сын, — на единственный стол — письменный и обеденный, на котором в беспорядке стояли среди разбросанных тетрадей, линеек, карандашей и чертежных принадлежностей тарелки с остатками еды. За окном бушевал ветер, швыряя в стекла жесткой крупой, небо было беспросветно темным — ни одной звездочки на нем не появилось. Начинался уж третий час ночи, когда, усталый и обессиленный, лег на кровать Антон Федосеевич. Лег не раздеваясь, только сапоги снял да воротник форменной рубахи расстегнул. На несколько минут он забылся в тяжелом мутном сне, и привиделось ему, будто гонится за ним по улице большая черная машина и он никак не может от этой погони уйти. Антон влево — машина за ним. Антон вправо — и она туда же. Он проснулся от какого-то неясного ощущения тревоги и голоса, звавшего его. Громко стучали на столе самолетные часы со светящимся циферблатом, а ветер все стонал на дворе. «Пригрезилось»,— подумал Баталов и хотел было повернуться на другой бок, но в эту минуту слабый отчетливый голос послышался снова:

— Антон, подойди.

Это звала Анна. Он вскочил, сбрасывая остатки сна, сел на стул рядом. Зеленые глаза жены были широко раскрыты и смотрели па него в упор. Какая-то робкая и немножко торжественная улыбка озаряла ее лицо.

— Антон, возьми мою руку, — попросила она.

Баталов взял узкую, высохшую ладонь в обе свои, удивляясь тому, что она совсем не горячая.

— Ой как хорошо, — вздохнула Анна и после небольшой паузы промолвила: — Антон, скажи мне сейчас. Для меня это очень и очень важно. Ты действительно никогда мне не лгал и не притворялся, говоря о любви?

— Никогда, Анна.

— Какая я счастливая, счастливая, — перешла она на малоразборчивый шепот. — За что жизнь меня таким счастьем наградила? Подержи мою руку, Антон. Ты держи, а я буду засыпать. Ладно?

— Ладно, любимая, — тихо согласился Антон и, наклонившись, поцеловал ее руку.

И вдруг Анна как-то порывисто дернулась, сделала попытку приподняться, но тотчас упала на подушку, громко и спокойно вздохнув.

— Анна! — с яростью в голосе закричал Баталов. — Анна, ты не смеешь! — И выпустил холодеющую руку.

СТАРЫЕ РУБЕЖИ