Взлет против ветра

...Через месяц после похорон Баталов сдал выпускные экзамены, получил очередное воинское звание и уже в погонах полковника попал на прием к своему бывшему командующему, занимавшему теперь большой пост в Главном штабе Военно-Воздушных Сил. В большом кабинете, куда пригласил Антона Федосеевича адъютант, было тихо и прохладно. Бывший его командующий носил теперь уже другие погоны, с крупной золотисто-шелковой звездой маршала авиации, Он немного постарел. Ежик волос над смуглым лбом лишь чуть засеребрился. Но в глазах сверкала прежняя энергия. Он встал из-за массивного стола, широким жестом пригласил Баталова садиться, чуть наклонив голову набок, без улыбки посмотрел на него:

— Слыхал я, у вас большое горе?

— Да, товарищ маршал, очень большое.

— Я ее хорошо помню, вашу жену. Как же, гордостью всей нашей воздушной армии была. Смелая девочка. Прекрасную память о себе среди людей оставила.

Баталов промолчал, и маршал понял, что говорить и думать об Анне полковнику больно.

— Ладно, Антон Федосеевич, — с умышленной суховатостью продолжил он, — я вас вызвал, чтобы поговорить о назначении. Раз вам дали третью звезду, надо, стало быть, и должность давать на ступеньку выше. Вернетесь на старые рубежи, в Группу войск, находящуюся в Германии. Примете истребительную дивизию. Силенок хватит?

— Думаю, да, — спокойно подтвердил Баталов.

Маршал подошел к большому глобусу, положил на него не очень крупную ладонь и медленно, негромким голосом продолжал:

— Слишком много багрового зарева на этом шарике, Антон Федосеевич. Пожары и войны давно перестали быть редкостью. Носить военный мундир в наши дни — задача не из легких. Слишком велика мера ответственности, возложенная на каждого из нас. Мы живем в такое время, когда было бы крайне наивно полагаться только на борьбу за мир средствами пропаганды. Агитировать за мир хорошо, если ты опираешься на силу. Слушают тогда как-то почтительнее, каждое предложение всерьез рассматривают. А если бы у нас не было самолетов, танков, ядерного оружия? Поди, господа во фраках с каменными бы лицами встречали наших посланцев, да и нашему МИДу было бы тяжеленько убеждать империалистических волков не есть беззащитных ягнят. Вы поедете на очень ответственные рубежи, — невесело усмехнулся маршал. — Там не только состоятельным командиром надо быть, но и задатки дипломата в себе развивать. Немцы демократической Германии — наши товарищи по оружию. Будете встречаться с их офицерами и генералами, взаимодействовать на учениях. Словом, вам самой жизнью определены отношения боевых друзей. Ну, а остальное известно.

И опять попал Баталов в знакомые края. Городок с узкими улицами, состоящими из однообразных, в большинстве своем каменных одноэтажных домиков с серыми и красными черепичными крышами, с небольшой площадью в центре, перед зданием ратуши, и коттеджами авиагарнизона на окраине дал ему приют. В просторной, уже обставленной к его приезду квартире Баталов вместе с сыном стал обживать новые углы. Маленький Аркаша встретил перемену в своей жизни с пугливым любопытством. Сначала он робко прикасался к окружающим его вещам, по вечерам тоскливо звал маму, но, когда в третьей комнате поселился Тарас Игнатьевич Староконь, мальчик быстро привык к грубоватой солдатской ласке этого человека и смирился со своей участью. К тому же в те часы, когда комдив бывал дома, он не спускал его с рук, приносил самые необыкновенные игрушки, вроде ярких разноцветных самолетиков, сделанных из пластмассы и металла, ослепляющего глаза при солнечном свете, или гильзы от настоящего самолетного снаряда, каким в войну стреляли наши летчики по фашистским «юнкерсам», или пожелтевшие от времени, странно пахнущие книги, в которых были роскошные, во всю страницу рисунки зверей, рыб и змей, а в одном из томов фотография бородатого человека, придерживающего коленом ружье, про которого отец сказал:

— Это Брем, великий охотник, естествоиспытатель и путешественник.

— Папа, а кто такой естествоиспытатель? — серьезно сощурив серые глазенки, поинтересовался сын.

— Это тот, кто очень много ходит по земле и умеет видеть жизнь.

— Значит, ты не естествоиспытатель...

— Почему? — растерялся отец.

Аркадий задумчиво вздохнул:

— Да ты все летаешь и летаешь. Когда же тебе жизнь замечать? Ты даже мне сказки перестал рассказывать.

Антон Федосеевич грустно рассмеялся и посадил сына на колени.

— Бедненький мальчик... Тебе бывает очень невесело в одиночестве... Слышишь, Староконь, какое нам брошено обвинение?

— Слышу, Антоша, — откликнулся его помощник. — Тяжкое обвинение. Растет детиноч-ка и по суткам батьку своего не бачит. Хиба ж це розумно?

Твердая рука полковника гладила светлые волосы сына. «Кажется, темнеют, — машинально думал комдив. — Значит, не в Анку, в меня волосами пошел. А вот глаза от нее передались. Чистые, светлые».

— Ты про себя лучше расскажи, пап... как ты с фашистами дрался.

Баталов задумался и неожиданно сказал:

— Уговорились. Я тебе про воздушный бой с одним бароном расскажу.

— А барон кто? Он фашист?