Они не стали пробивать облачность, а шли низко над землей, лишь временами зарываясь в облака, а потом выходя под нижнюю кромку и продолжая упорно отыскивать скрывшиеся танки. Дороги, тянувшиеся под короткими крыльями их истребителей, были забиты военной техникой, и сейчас у Аркадия, шедшего на низкой высоте, это рождало ощущение боя. «Так и на настоящей войне, вероятно, было,— подумалось ему. — Только танки, орудия и самоходки были тогда совсем не такие. Да и самолетики тоже». И он с гордостью посмотрел на приборную доску. Горизонт неохотно расступался перед ними. Облака закрывали землю.
Самолетные часы уже показывали расчетное время.
— Двести двадцать первый, мы над целью, — услыхал он возбужденный голос Петушкова и про себя подумал: «Молодец Джон, как хорошо ведет детальную ориентировку».
Снизившись, они друг за другом прошли над шоссе, потом скользнули над лесом на бреющем. Осины и клены полыхали пламенеющим цветом осени, сухая листва лежала на опушках и просеках. Но эти опушки и лесные дороги были пустынны. Словно сквозь землю провалилась оторвавшаяся от «красных» танковая колонна. Второй заход также ничего не дал. По времени уже надо было докладывать на КП, а результатов не было. И вдруг шедший сзади с небольшим превышением лейтенант Петушков захлебнулся радостным криком: ,
— Двести двадцать первый, вижу следы гусениц. Еще заход.
Коротка минута для того, чтобы осмотреться с борта сверхзвукового истребителя, когда он идет над самой землей и даже на предельно малой скорости. Но они оба не проскочили цель, вовремя сумели развернуться. Раструбом уходила от шоссе узкая крутобокая балочка, и там, на склонах ее и на дне, чернели коробки танков. Канал для передачи был включен, и Аркадий доложил на стартовый командный пункт:
— «Рубин», я — двести двадцать первый. «Коробки» обнаружили. Передаю координаты.
Минуту спустя они уже шли домой на самых малых интервалах, прижавшись друг к другу стреловидными короткими плоскостями, и было это выражением настоящего воздушного братства. Аркадий подумал, что четверть века назад отцу его было бы очень трудно искать под зенитным огнем в такой балочке вражеские танки. А он, пришпорив свой сверхзвуковой в случае обстрела, так мог бы скользнуть, что любые трассы остались позади. Было радостно оттого, что полет так удачно сложился, и вдруг, как ледяной душ, обрушился на них голос Клепикова:
— Двести двадцать первый, я «Рубин». Поторопитесь. Облачность продолжает снижаться. Готовьтесь к слепой посадке.
Пока они летели назад, покой и радость от завоеванной удачи наполняли сердца. И вдруг такое предупреждение. Аркадий поглядел за борт. Серые, влагой наполненные облака обкладывали самолет со всех сторон, ограждая от всех видимых ориентиров. Расплылись, помутнели, а потом и вовсе исчезли из вида дороги, по которым шли к «переднему краю» танки и самоходки, спряталась зубчатка леса, прилепившегося к автостраде, не просматривается ни одно из озер, которое могло бы стать визуальным ориентиром.
— Двести двадцать второй, — передал Аркадий Джону, — нормальной видимости нет. Заходим по системе. Отстань от меня и действуй самостоятельно.
— Тебя понял,— спокойно сказал Джон. Они и представить себе не могли, сколько человек томятсясейчас на СКП перед остекленной стеной, выходящей на летное поле. Все сдества, обеспечивающие слепую посадку, приведены в готовность. Все ниже и ниже опускается облачность, размытая первой капелью осеннего дождя, и наконец достигла того состояния, какое во всех метеосводках именуется туманом. Пройдя дальний и ближний приводы, обнаружив себя на экране посадочного локатора, одтн за другим, высекая искры из посадочной полосы, приземлились истребители. Когда оба зарулили на свою стоянку, побледневший Клепиков озарился улыбкой номер три и закричал:
— Ведро валидола! — А улыбка его означала: я вас приветствую и одобряю, ребята, потому что вы настоящие молодцы.
...Замерли на стоянке двигатели, угас их последний тонкий свист. Механики подали стремянки. Аркадий сошел первым и кинулся к своему ведомому, испытывая страшное облегчение потому, что кончилась наконец-то эта бешеная ка в сизых непроницаемых облаках, отзвуки и звонки маркера при проходе дальнего и ближнего приводов, и широкая ясная предстала перед глазам бетонированная полоса родного аэродрома.
— Джон! — закричал он изо всех сил. — Иванушка-дурачок, черт тебя подери! Как у я?
— Терпимо, командир. Еще на полусогнутых от страха хожу, зато понял, что такое авиация.
— Лучше поздно, чем никогда, понять это, Петушков, — возбужденно засмеялся Баталов и обнял его за плечи.
Невесть откуда к ним подбежал замполит Болотов и закричал, светясь широкой улыбкой:
— Ребятушки, ну как хорошо, что вы дома се в порядке! По вашим разведданным наша сторона уже атаковала «противника». Командир просит сделать на карте тактической обновки последние отметки. Одним словом, пошли!