Взметайся, разум мой, в небесны дали

В восторге я, когда цветёт рябина,
Пронзая осень красною стрелой.
Как в серости Мария Магдалина
Едва Христа касается рукой.

Садовник превращается в святого,

Святой — в свету становится рабом.
И, погружаясь в воды внеземного,
Сливается всей сущностью с Отцом.

Я знаю, что в контрасте скрыты знаки,

А в знаках хитро вкраплены слова.
И кровоточат на ветру зигзаги,
Плетя из наших судеб кружева,

Болтушка-Время тикает уныло,

Крадя скупые зёрна тишины.
Давно по осени душа остыла
И стёрла в нас рябиновые сны.

Мы не поэты, нет, мы только пешки,

Хотя в большой Божественной игре.
Уходим мы с доски, ворча, без спешки,
Лишь ставя крестики на алтаре.

Ища в благополучии подтексты,

В себе перестаём искать себя.
С небес черпаем мы идеи бегства
В рябиновые тайные края.

Безумие

Безумие — диагноз или страсть?
Сдирающее чинность и порядок,
Оно берёт над человеком власть
И окунает в пёстрый мир загадок.

Кромсая разум вдоль и поперёк,

Чертя каракули на небосклоне,
Безумие, как злой коварный рок,
Исходит жаром в пограничной зоне.

И низвергает пламя изо рта,

Связав слова запутанною нитью.
Сжигает все основы у хребта
С невероятной неприкрытой прытью.

Но, смыв грязищу всю с себя дождём

И не поддавшись бесноватым чарам,
Безумие, очистившись огнём,
Становится однажды Божьим даром.

Иллюзии

Иллюзий свет для нас приятен.
В лучах его желая жить,
Мы отвергаем серость пятен,
Душой во мгле стремясь творить.

Зажги свечу! О, Бог столетий!

Христовых помыслов струна!
В упор не видя мир трагедий,
Мы пьём утопию до дна.

В нас кровь течёт — лихая речка,

А мост над нею — в дивный рай.
Пусть бьётся с трепетом сердечко,
Нас посылая в первомай.

И пусть не думают большие

С усами дядьки на коне,
Что мы — фигуры шутовские,
Чудные, на своей волне.

С иллюзией нас породнила

Одна-единственная мысль,
Что смертны мы, и в этом сила,
И в этом скрыта наша жизнь.

Любая мысль нуждается в дороге…

Любая мысль нуждается в дороге,
Любой рассказ желает тишины.
Прозрение, гния в сыром остроге,
Своей постичь не сможет вышины.

И существуя в теле лилипута,

Сорвавшись со скалы, стремится вниз.
Туда, в пучину сладкого уюта,
Перерождаясь вдруг в простой каприз.

Себе похлопав радостно в ладоши,

Прозрение уходит на покой.
И умирают рыжие Гавроши —
Мои идеи — рядышком с мечтой.

И холмики похожи на сугробы,

По ним плывёт в печали дивный стих.
В потёртой с виду арестантской робе,
Из ниток рыжих сшитой колдовских.

Но, может быть, однажды бросив кости,

Фортуна мне подкинет шесть гоша.
Я напрошусь к тому, кто сверху, в гости
И поднимусь с надеждой, не спеша.

Огонь эмоций