Читаем Взращивание масс. Модерное государство и советский социализм, 1914–1939 полностью

В нашей жизни не может быть разрыва между личным и общественным. У нас даже и такие, казалось бы, интимные вопросы, как семья, как рождение детей, из личных становятся общественными… Советская женщина не освобождена от той великой и почетной обязанности, которой наделила ее природа: она мать, она родит. И это, бесспорно, не только ее дело — это дело большой общественной значимости.

Арон Сольц. Аборт и алименты. 1936 год

В эпоху модерна государственное вмешательство не ограничивалось работой по улучшению здоровья и физического состояния населения. Опираясь на научные данные и врачебный опыт, во имя защиты общества, нации или расы власти многих стран решили вмешаться в воспроизводство населения — в целях повышения рождаемости и биологического «улучшения» жителей своей страны. Ранее продолжение рода считалось природным феноменом, не подлежащим государственному контролю или научному руководству. Даже мыслители-камералисты XVII века, видевшие в многочисленном населении источник дешевой рабочей силы и национального богатства, не стремились руководить его воспроизводством и определять количество и качество рождающихся детей — им подобная мысль и в голову не приходила. Но когда социологи и правительственные чиновники стали относиться к обществу как к предмету, который подлежит изучению и улучшению, продолжение рода начали считать важнейшей сферой для вмешательства. В XVIII веке появились демография и связанные с ней дисциплины — и изучавшие их ученые стали высчитывать показатели рождаемости. В XIX веке чиновники перешли к составлению регулярных переписей, что позволило исследовать долгосрочные демографические тенденции и породило желание оказывать на них влияние. Идея о том, что количеством и качеством человеческих существ можно и нужно управлять, укоренилась в начале XX века благодаря широкому распространению дарвинизма и повторному открытию менделевской генетики. Наконец, после того как отгремела Первая мировая война с ее массовыми бойнями, показавшими всю важность многочисленного населения для обеспечения национальной обороны, политические лидеры Европы и всего мира озаботились ростом населения в своих странах как никогда раньше.

В то время как руководство многих стран стремилось к повышению фертильности, выбранные им стратегии могли в значительной степени различаться. В некоторых странах власти одновременно использовали меры по стимулированию рождаемости и по ее сокращению, стремясь контролировать не только количество, но и «качество» новорожденных граждан. Другие страны, в том числе Советский Союз, поощряли рождаемость среди всех граждан, вне зависимости от расы, национальности, ментальных или физических способностей. Тот факт, что советское правительство избрало именно эту репродуктивную политику, был следствием не только социалистической идеологии, но и особого внимания к влиянию среды, характерного для русской медицинской традиции. Хотя советская политика была лишь частью международного тренда к государственному управлению воспроизводством населения, она отражала особую медицинскую и идеологическую ориентацию, а также особую концепцию населения. Если поместить советскую репродуктивную политику в сравнительный контекст, от законодательства об абортах и помощи материнству до евгеники и программ ухода за детьми, можно увидеть ту форму, в какой общемировая тенденция к государственному вмешательству воплотилась в СССР. Вместе с тем советская репродуктивная политика шла вразрез со стратегиями ряда других стран в межвоенный период: стремясь к формированию своего населения, советская власть тем не менее отвергала евгенику; разделяя эссенциалистский взгляд на женщин как на матерей, одновременно продолжала подчеркивать их роль как рабочей силы. Таким образом, пример СССР позволяет увидеть, насколько по-разному могло проявляться возросшее стремление государств управлять воспроизводством своего населения.

Рождаемость и национальное могущество

Перейти на страницу:

Все книги серии Historia Rossica

Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения
Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения

В своей книге, ставшей обязательным чтением как для славистов, так и для всех, стремящихся глубже понять «Запад» как культурный феномен, известный американский историк и культуролог Ларри Вульф показывает, что нет ничего «естественного» в привычном нам разделении континента на Западную и Восточную Европу. Вплоть до начала XVIII столетия европейцы подразделяли свой континент на средиземноморский Север и балтийский Юг, и лишь с наступлением века Просвещения под пером философов родилась концепция «Восточной Европы». Широко используя классическую работу Эдварда Саида об Ориентализме, Вульф показывает, как многочисленные путешественники — дипломаты, писатели и искатели приключений — заложили основу того снисходительно-любопытствующего отношения, с которым «цивилизованный» Запад взирал (или взирает до сих пор?) на «отсталую» Восточную Европу.

Ларри Вульф

История / Образование и наука
«Вдовствующее царство»
«Вдовствующее царство»

Что происходит со страной, когда во главе государства оказывается трехлетний ребенок? Таков исходный вопрос, с которого начинается данное исследование. Книга задумана как своего рода эксперимент: изучая перипетии политического кризиса, который пережила Россия в годы малолетства Ивана Грозного, автор стремился понять, как была устроена русская монархия XVI в., какая роль была отведена в ней самому государю, а какая — его советникам: боярам, дворецким, казначеям, дьякам. На переднем плане повествования — вспышки придворной борьбы, столкновения честолюбивых аристократов, дворцовые перевороты, опалы, казни и мятежи; но за этим событийным рядом проступают контуры долговременных структур, вырисовывается архаичная природа российской верховной власти (особенно в сравнении с европейскими королевствами начала Нового времени) и вместе с тем — растущая роль нарождающейся бюрократии в делах повседневного управления.

Михаил Маркович Кром

История
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»

В книге анализируются графические образы народов России, их создание и бытование в культуре (гравюры, лубки, карикатуры, роспись на посуде, медали, этнографические портреты, картуши на картах второй половины XVIII – первой трети XIX века). Каждый образ рассматривается как единица единого визуального языка, изобретенного для описания различных человеческих групп, а также как посредник в порождении новых культурных и политических общностей (например, для показа неочевидного «русского народа»). В книге исследуются механизмы перевода в иконографическую форму этнических стереотипов, научных теорий, речевых топосов и фантазий современников. Читатель узнает, как использовались для показа культурно-психологических свойств народа соглашения в области физиогномики, эстетические договоры о прекрасном и безобразном, увидит, как образ рождал групповую мобилизацию в зрителях и как в пространстве визуального вызревало неоднозначное понимание того, что есть «нация». Так в данном исследовании выявляются культурные границы между народами, которые существовали в воображении россиян в «донациональную» эпоху.

Елена Анатольевна Вишленкова , Елена Вишленкова

Культурология / История / Образование и наука

Похожие книги