В нашей жизни не может быть разрыва между личным и общественным. У нас даже и такие, казалось бы, интимные вопросы, как семья, как рождение детей, из личных становятся общественными… Советская женщина не освобождена от той великой и почетной обязанности, которой наделила ее природа: она мать, она родит. И это, бесспорно, не только ее дело — это дело большой общественной значимости.
В эпоху модерна государственное вмешательство не ограничивалось работой по улучшению здоровья и физического состояния населения. Опираясь на научные данные и врачебный опыт, во имя защиты общества, нации или расы власти многих стран решили вмешаться в воспроизводство населения — в целях повышения рождаемости и биологического «улучшения» жителей своей страны. Ранее продолжение рода считалось природным феноменом, не подлежащим государственному контролю или научному руководству. Даже мыслители-камералисты XVII века, видевшие в многочисленном населении источник дешевой рабочей силы и национального богатства, не стремились руководить его воспроизводством и определять количество и качество рождающихся детей — им подобная мысль и в голову не приходила. Но когда социологи и правительственные чиновники стали относиться к обществу как к предмету, который подлежит изучению и улучшению, продолжение рода начали считать важнейшей сферой для вмешательства. В XVIII веке появились демография и связанные с ней дисциплины — и изучавшие их ученые стали высчитывать показатели рождаемости. В XIX веке чиновники перешли к составлению регулярных переписей, что позволило исследовать долгосрочные демографические тенденции и породило желание оказывать на них влияние. Идея о том, что количеством и качеством человеческих существ можно и нужно управлять, укоренилась в начале XX века благодаря широкому распространению дарвинизма и повторному открытию менделевской генетики. Наконец, после того как отгремела Первая мировая война с ее массовыми бойнями, показавшими всю важность многочисленного населения для обеспечения национальной обороны, политические лидеры Европы и всего мира озаботились ростом населения в своих странах как никогда раньше.
В то время как руководство многих стран стремилось к повышению фертильности, выбранные им стратегии могли в значительной степени различаться. В некоторых странах власти одновременно использовали меры по стимулированию рождаемости и по ее сокращению, стремясь контролировать не только количество, но и «качество» новорожденных граждан. Другие страны, в том числе Советский Союз, поощряли рождаемость среди всех граждан, вне зависимости от расы, национальности, ментальных или физических способностей. Тот факт, что советское правительство избрало именно эту репродуктивную политику, был следствием не только социалистической идеологии, но и особого внимания к влиянию среды, характерного для русской медицинской традиции. Хотя советская политика была лишь частью международного тренда к государственному управлению воспроизводством населения, она отражала особую медицинскую и идеологическую ориентацию, а также особую концепцию населения. Если поместить советскую репродуктивную политику в сравнительный контекст, от законодательства об абортах и помощи материнству до евгеники и программ ухода за детьми, можно увидеть ту форму, в какой общемировая тенденция к государственному вмешательству воплотилась в СССР. Вместе с тем советская репродуктивная политика шла вразрез со стратегиями ряда других стран в межвоенный период: стремясь к формированию своего населения, советская власть тем не менее отвергала евгенику; разделяя эссенциалистский взгляд на женщин как на матерей, одновременно продолжала подчеркивать их роль как рабочей силы. Таким образом, пример СССР позволяет увидеть, насколько по-разному могло проявляться возросшее стремление государств управлять воспроизводством своего населения.
Рождаемость и национальное могущество