Читаем Взращивание масс. Модерное государство и советский социализм, 1914–1939 полностью

Томас Мальтус, отец-основатель новой дисциплины — демографии, в 1803 году опубликовал «Опыт закона о народонаселении», в котором предупреждал об опасностях перенаселенности. Действительно, снижение показателей смертности, произошедшее в XVIII веке, привело к быстрому росту населения: так, число жителей Великобритании с 1741 по 1801 год увеличилось с 5,6 до 8,7 миллиона человек[461]. Более того, быстрая урбанизация создавала впечатление, что численность населения вообще и городской бедноты в частности растет совершенно неудержимо. Однако во второй половине XIX века фертильность в странах Западной Европы сократилась, и на смену одним страхам пришли другие: теперь боялись не избыточного населения, а недостаточного. Первой страной, где снизилась рождаемость, стала Франция — перепись, проведенная здесь в 1854–1855 годах, показала превышение общего числа смертей над общим числом рождений. Особенно широко страх депопуляции распространился после поражения во Франко-прусской войне, когда французские лидеры начали опасаться, что население Франции слишком незначительно, чтобы противостоять Германии на поле боя. К 1900 году была создана внепарламентская комиссия по депопуляции; она сообщала, что от повышения рождаемости зависят «развитие, процветание и величие Франции». В других европейских странах к концу XIX века тоже началось снижение фертильности и зазвучали голоса, предсказывавшие национальный упадок и вымирание. В Германии ежегодная рождаемость с 1876 по 1912 год снизилась с 42,6 до 28,2 родов на тысячу, и перепись 1912 года привела к общенациональной панике по поводу «расового самоубийства»[462]. Даже в неевропейских странах, где фертильность была более высокой, политические деятели стремились к увеличению численности населения. К примеру, иранские элиты с 1910-х годов выражали беспокойство по поводу того, что в стране живет всего 10–12 миллионов людей — слишком мало, чтобы Иран развился в современное общество и сохранил экономическую независимость[463].

Первая мировая война оказала огромное воздействие на идеи регулирования населения. Особенно ярко они проявились в странах, принявших участие в войне. Массовая война требовала громадного количества солдат, что означало прямую связь между численностью населения и военной мощью. Кроме того, под воздействием ужасающих военных потерь во многих странах разгорелся страх — смогут ли жители страны воевать в будущем? Политические лидеры пришли к выводу, что численность населения — главнейший ресурс национальной обороны, и сосредоточили свое внимание на воспроизводстве населения в целях поддержания его численности. Как заявлял в 1915 году один из членов британского правительства, «в состязании и столкновении цивилизаций главное — общая масса нации… Идеалы, за которые выступает Великобритания, могут победить лишь в том случае, если их будет защищать достаточное число людей… В нынешних условиях мы теряем значительную часть нашего населения еще до рождения, а также в детстве»[464].

Меморандум, составленный в германском Генеральном штабе в 1917 году и посвященный населению Германии и ее армии, тоже констатировал, что с точки зрения роли в сокращении численности населения падение рождаемости «хуже, чем военные потери»[465].

Когда война окончилась, главные ее участники столкнулись не просто с огромными людскими потерями, но с демографической катастрофой. Франция потеряла 1 393 515 солдат, Великобритания — 765 400, Италия — 680 070. Один из немецких специалистов по статистике подсчитал, что кроме 2 миллионов солдат, убитых в бою, Германия потеряла 750 тысяч мирных жителей из-за блокады со стороны союзников, 100 тысяч жителей из-за эпидемии инфлюэнцы в 1918 году, около 3,5 миллиона человек, так и не родившихся из-за войны, и 6,5 миллиона оказавшихся за пределами Германии из-за ее территориальных потерь — в общей сложности почти 13 миллионов[466]. Хотя потери Первой мировой войны, казалось, требовали роста фертильности для возмещения численности населения, на деле они привели к совершенно противоположным последствиям. Массовая смерть молодых мужчин так резко сократила число потенциальных отцов, что рождаемость в Великобритании с 1914 по 1930 год упала примерно на 40 %; это заставило одного из депутатов парламента заявить, что сокращение численности населения представляет собой «угрозу сохранению Британской империи»[467]. Немецкий специалист по демографии указывал, что в 1924 году в Германии на тысячу человек было всего 20,4 родов, чего едва хватало для поддержания численности населения на прежнем уровне, и заключал: «Мы должны… при помощи экономического страхования родительства дать каждой женатой паре возможность выполнить свой репродуктивный долг»[468].

Перейти на страницу:

Все книги серии Historia Rossica

Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения
Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения

В своей книге, ставшей обязательным чтением как для славистов, так и для всех, стремящихся глубже понять «Запад» как культурный феномен, известный американский историк и культуролог Ларри Вульф показывает, что нет ничего «естественного» в привычном нам разделении континента на Западную и Восточную Европу. Вплоть до начала XVIII столетия европейцы подразделяли свой континент на средиземноморский Север и балтийский Юг, и лишь с наступлением века Просвещения под пером философов родилась концепция «Восточной Европы». Широко используя классическую работу Эдварда Саида об Ориентализме, Вульф показывает, как многочисленные путешественники — дипломаты, писатели и искатели приключений — заложили основу того снисходительно-любопытствующего отношения, с которым «цивилизованный» Запад взирал (или взирает до сих пор?) на «отсталую» Восточную Европу.

Ларри Вульф

История / Образование и наука
«Вдовствующее царство»
«Вдовствующее царство»

Что происходит со страной, когда во главе государства оказывается трехлетний ребенок? Таков исходный вопрос, с которого начинается данное исследование. Книга задумана как своего рода эксперимент: изучая перипетии политического кризиса, который пережила Россия в годы малолетства Ивана Грозного, автор стремился понять, как была устроена русская монархия XVI в., какая роль была отведена в ней самому государю, а какая — его советникам: боярам, дворецким, казначеям, дьякам. На переднем плане повествования — вспышки придворной борьбы, столкновения честолюбивых аристократов, дворцовые перевороты, опалы, казни и мятежи; но за этим событийным рядом проступают контуры долговременных структур, вырисовывается архаичная природа российской верховной власти (особенно в сравнении с европейскими королевствами начала Нового времени) и вместе с тем — растущая роль нарождающейся бюрократии в делах повседневного управления.

Михаил Маркович Кром

История
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»

В книге анализируются графические образы народов России, их создание и бытование в культуре (гравюры, лубки, карикатуры, роспись на посуде, медали, этнографические портреты, картуши на картах второй половины XVIII – первой трети XIX века). Каждый образ рассматривается как единица единого визуального языка, изобретенного для описания различных человеческих групп, а также как посредник в порождении новых культурных и политических общностей (например, для показа неочевидного «русского народа»). В книге исследуются механизмы перевода в иконографическую форму этнических стереотипов, научных теорий, речевых топосов и фантазий современников. Читатель узнает, как использовались для показа культурно-психологических свойств народа соглашения в области физиогномики, эстетические договоры о прекрасном и безобразном, увидит, как образ рождал групповую мобилизацию в зрителях и как в пространстве визуального вызревало неоднозначное понимание того, что есть «нация». Так в данном исследовании выявляются культурные границы между народами, которые существовали в воображении россиян в «донациональную» эпоху.

Елена Анатольевна Вишленкова , Елена Вишленкова

Культурология / История / Образование и наука

Похожие книги