Читаем Взращивание масс. Модерное государство и советский социализм, 1914–1939 полностью

Таким образом, партийные деятели тоже считали, что между разными странами происходит демографическое состязание, но для них оно было идеологическим, а не расовым. Они никогда не использовали такие формулировки, как «национальное превосходство» или «расовое самоубийство». Вместо этого они утверждали, что более высокая рождаемость в СССР указывает на то процветание населения, которого удалось достигнуть при помощи социалистических начал в экономике и в общественной жизни, а не благодаря биологическому превосходству. Поскольку Советский Союз был многонациональной федерацией, в которой все этнические группы считались равными партнерами, теория дарвинистской борьбы между национальностями просто не имела здесь смысла. Марксистская идеология утверждала, что национальные различия как внутри Советского Союза, так и между разными странами со временем исчезнут, по мере того как национальные и этнические группы, живущие при социализме, сольются воедино. Партийные деятели видели не борьбу различных наций за возможности к размножению и за господство, а состязание между капитализмом и социализмом — состязание, в котором более высокая фертильность всех советских национальностей должна была доказать превосходство социалистической системы.

Особенностью советских мер по повышению рождаемости являлась и их декларируемая цель. В мае 1918 года, когда память о Первой мировой войне еще была свежа, советские делегаты на съезде, посвященном социальному обеспечению, приняли резолюцию о том, что детскую смертность необходимо сократить, а детей уберечь «не для новой бойни, а как строителей новой, прекрасной трудовой жизни, как сильных духовно и физически граждан, борцов за идеалы социализма и человечества». Дальше в резолюции вновь повторялось, что детей нужно выращивать не для войн, проистекающих от «преступной небрежности капиталистического государства», но для производительного труда в целях построения нового общества[488]. Таким образом, целью воспроизводства населения в СССР было создание тружеников, а не солдат. Конечно, у партийных руководителей имелись и военные заботы, особенно в условиях растущего международного напряжения в конце 1930-х годов, и многочисленность жителей страны представлялась им необходимым условием военного могущества. Но, в отличие от фашистских лидеров, они не стремились увеличивать рождаемость ради целей военной агрессии и господства.

Мотивация борьбы за повышение рождаемости могла быть разной, однако демографические методы, взятые на вооружение разными странами, удивительно походили друг на друга. Подобно здравоохранению, демография уже в XIX веке стала поистине международной дисциплиной, а к XX веку ученые читали и переводили труды своих иностранных коллег и регулярно встречались для обсуждения своих наработок. Возможно, лучшим примером подобного обмена служит ряд международных конференций по населению, прошедших в Европе в межвоенный период. Советский Союз отправлял делегатов на большинство этих конференций, в том числе на Женевскую конференцию по мировому населению, состоявшуюся в 1927 году. Там собрались представители самых разных стран, придерживавшиеся широкого спектра политических взглядов, но все исходили из убеждения, что человеческие популяции поддаются научному изучению и подлежат управлению со стороны государств[489]. В 1931 году в Риме состоялся Международный конгресс по населению, который тоже посетили чиновники и ученые из Азии, Северной и Южной Америки и большинства стран Европы, в том числе из Советского Союза. Фактический председатель конгресса, профессор Коррадо Джини (почетным председателем был сам Муссолини), открыл встречу, призвав к интенсивному исследованию движения населения и дальнейшим изысканиям в «общей биологии, генетике, евгенике, антропометрии и гигиене». Заседания конгресса ориентировались на «будущее населения» и включали обсуждение исследований «демографических законов войны» и вопроса депопуляции. Один французский ученый заключил, что в нескольких странах Европы можно говорить о депопуляции, что это «опасное положение» и «нет более важной проблемы для европейских наций, чем борьба с падением рождаемости». Другой ученый предупреждал, что из-за снижения смертности «примитивных рас» они будут плодиться и размножаться гораздо быстрее, чем растет число жителей «современных цивилизованных стран», и этот факт следует принять во внимание «каждому государственному деятелю и каждому рабочему, которого беспокоит будущее человечества»[490].

Перейти на страницу:

Все книги серии Historia Rossica

Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения
Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения

В своей книге, ставшей обязательным чтением как для славистов, так и для всех, стремящихся глубже понять «Запад» как культурный феномен, известный американский историк и культуролог Ларри Вульф показывает, что нет ничего «естественного» в привычном нам разделении континента на Западную и Восточную Европу. Вплоть до начала XVIII столетия европейцы подразделяли свой континент на средиземноморский Север и балтийский Юг, и лишь с наступлением века Просвещения под пером философов родилась концепция «Восточной Европы». Широко используя классическую работу Эдварда Саида об Ориентализме, Вульф показывает, как многочисленные путешественники — дипломаты, писатели и искатели приключений — заложили основу того снисходительно-любопытствующего отношения, с которым «цивилизованный» Запад взирал (или взирает до сих пор?) на «отсталую» Восточную Европу.

Ларри Вульф

История / Образование и наука
«Вдовствующее царство»
«Вдовствующее царство»

Что происходит со страной, когда во главе государства оказывается трехлетний ребенок? Таков исходный вопрос, с которого начинается данное исследование. Книга задумана как своего рода эксперимент: изучая перипетии политического кризиса, который пережила Россия в годы малолетства Ивана Грозного, автор стремился понять, как была устроена русская монархия XVI в., какая роль была отведена в ней самому государю, а какая — его советникам: боярам, дворецким, казначеям, дьякам. На переднем плане повествования — вспышки придворной борьбы, столкновения честолюбивых аристократов, дворцовые перевороты, опалы, казни и мятежи; но за этим событийным рядом проступают контуры долговременных структур, вырисовывается архаичная природа российской верховной власти (особенно в сравнении с европейскими королевствами начала Нового времени) и вместе с тем — растущая роль нарождающейся бюрократии в делах повседневного управления.

Михаил Маркович Кром

История
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»

В книге анализируются графические образы народов России, их создание и бытование в культуре (гравюры, лубки, карикатуры, роспись на посуде, медали, этнографические портреты, картуши на картах второй половины XVIII – первой трети XIX века). Каждый образ рассматривается как единица единого визуального языка, изобретенного для описания различных человеческих групп, а также как посредник в порождении новых культурных и политических общностей (например, для показа неочевидного «русского народа»). В книге исследуются механизмы перевода в иконографическую форму этнических стереотипов, научных теорий, речевых топосов и фантазий современников. Читатель узнает, как использовались для показа культурно-психологических свойств народа соглашения в области физиогномики, эстетические договоры о прекрасном и безобразном, увидит, как образ рождал групповую мобилизацию в зрителях и как в пространстве визуального вызревало неоднозначное понимание того, что есть «нация». Так в данном исследовании выявляются культурные границы между народами, которые существовали в воображении россиян в «донациональную» эпоху.

Елена Анатольевна Вишленкова , Елена Вишленкова

Культурология / История / Образование и наука

Похожие книги