Читаем Взращивание масс. Модерное государство и советский социализм, 1914–1939 полностью

Таким образом, международные конференции и международные обмены способствовали распространению не только демографических технологий, но и тревог, связанных с движением населения. В межвоенный период в большей степени, чем когда-либо прежде, официальные демографы самых разных стран мира, в том числе и Советского Союза, собирали всевозможную статистику, связанную с населением. В свою очередь, изучение демографии и демографические тревоги подталкивали государства к мерам по управлению воспроизводством населения. Хотя советские чиновники и социологи разделяли эти опасения, их отличал отказ от социал-дарвинизма и расового подхода к демографическим вопросам. И тот факт, что они воспринимали население не с расовой точки зрения и стремились к воспроизводству всех групп населения, определял их выбор в сфере репродуктивной политики.

Контрацепция, аборт и репродуктивное здоровье

Обеспокоенность политических деятелей по поводу демографических трендов заставила их искать способ повысить рождаемость в своих странах. Как только появилась возможность статистически отобразить население и объяснить тенденции к изменению его численности с опорой на науку, стал возможен и государственный контроль над фертильностью. Кроме пропаганды рождаемости, главными средствами, которые взяли на вооружение правительственные чиновники, были ограничения на контрацепцию и аборты. Подобно другим странам, Советский Союз не поощрял противозачаточные средства, запретил аборты и стремился взять под контроль сексуальность и репродуктивное здоровье.

В первые годы XX века политические деятели ряда стран высказались против предохранения от беременности и против абортов. В Германии искусственное прерывание беременности стало уголовным преступлением уже в 1872 году, а во время Первой мировой войны была запрещена реклама противозачаточных средств и закон против абортов стал еще жестче[491]. Французское правительство тоже приняло меры против контрацепции и абортов. В 1920 году реклама и продажа противозачаточных средств были запрещены с формулировкой: «Сразу после войны, в которой почти полтора миллиона французов пожертвовали своими жизнями ради того, чтобы Франция могла жить, наслаждаясь независимостью и почетом, нельзя терпеть, чтобы другие французы зарабатывали распространением абортов и мальтузианской пропаганды». В 1923 году французское правительство ужесточило законодательство, введя тюремные сроки как для врачей, практикующих аборты, так и для их клиенток[492]. Итальянский Уголовный кодекс 1931 года предусматривал срок заключения от двух до пяти лет для любого, кто осуществит аборт или поспособствует ему. Румынский Уголовный кодекс 1936 года тоже запрещал аборты[493]. Многие страны, находившиеся за пределами Европы, также запретили в межвоенный период аборты — в частности, Турция, Австралия и Япония[494].

Советское руководство тоже было в высшей степени обеспокоено влиянием контрацепции и абортов на рождаемость в стране. В ноябре 1920 года советская власть приняла постановление о разрешении абортов. В тексте отмечалось растущее число нелегальных абортов, связанных с предельными экономическими трудностями по окончании Гражданской войны, и в интересах женского здоровья разрешались бесплатные аборты в больницах — при условии, что их будут осуществлять врачи. Впрочем, постановление отнюдь не признавало, что женщина имеет право на аборт. Более того, Семашко недвусмысленно отметил, что аборты не являются ничьим личным правом: они способны привести к падению рождаемости и повредить интересам государства и потому могут осуществляться только в крайних случаях[495].

Перейти на страницу:

Все книги серии Historia Rossica

Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения
Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения

В своей книге, ставшей обязательным чтением как для славистов, так и для всех, стремящихся глубже понять «Запад» как культурный феномен, известный американский историк и культуролог Ларри Вульф показывает, что нет ничего «естественного» в привычном нам разделении континента на Западную и Восточную Европу. Вплоть до начала XVIII столетия европейцы подразделяли свой континент на средиземноморский Север и балтийский Юг, и лишь с наступлением века Просвещения под пером философов родилась концепция «Восточной Европы». Широко используя классическую работу Эдварда Саида об Ориентализме, Вульф показывает, как многочисленные путешественники — дипломаты, писатели и искатели приключений — заложили основу того снисходительно-любопытствующего отношения, с которым «цивилизованный» Запад взирал (или взирает до сих пор?) на «отсталую» Восточную Европу.

Ларри Вульф

История / Образование и наука
«Вдовствующее царство»
«Вдовствующее царство»

Что происходит со страной, когда во главе государства оказывается трехлетний ребенок? Таков исходный вопрос, с которого начинается данное исследование. Книга задумана как своего рода эксперимент: изучая перипетии политического кризиса, который пережила Россия в годы малолетства Ивана Грозного, автор стремился понять, как была устроена русская монархия XVI в., какая роль была отведена в ней самому государю, а какая — его советникам: боярам, дворецким, казначеям, дьякам. На переднем плане повествования — вспышки придворной борьбы, столкновения честолюбивых аристократов, дворцовые перевороты, опалы, казни и мятежи; но за этим событийным рядом проступают контуры долговременных структур, вырисовывается архаичная природа российской верховной власти (особенно в сравнении с европейскими королевствами начала Нового времени) и вместе с тем — растущая роль нарождающейся бюрократии в делах повседневного управления.

Михаил Маркович Кром

История
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»

В книге анализируются графические образы народов России, их создание и бытование в культуре (гравюры, лубки, карикатуры, роспись на посуде, медали, этнографические портреты, картуши на картах второй половины XVIII – первой трети XIX века). Каждый образ рассматривается как единица единого визуального языка, изобретенного для описания различных человеческих групп, а также как посредник в порождении новых культурных и политических общностей (например, для показа неочевидного «русского народа»). В книге исследуются механизмы перевода в иконографическую форму этнических стереотипов, научных теорий, речевых топосов и фантазий современников. Читатель узнает, как использовались для показа культурно-психологических свойств народа соглашения в области физиогномики, эстетические договоры о прекрасном и безобразном, увидит, как образ рождал групповую мобилизацию в зрителях и как в пространстве визуального вызревало неоднозначное понимание того, что есть «нация». Так в данном исследовании выявляются культурные границы между народами, которые существовали в воображении россиян в «донациональную» эпоху.

Елена Анатольевна Вишленкова , Елена Вишленкова

Культурология / История / Образование и наука

Похожие книги