Взращивание масс. Модерное государство и советский социализм, 1914–1939

Наркомат здравоохранения вел масштабную пропаганду против распространения венерических заболеваний. Уже в 1918 году соответствующая комиссия составила план, предусматривавший лекции, дискуссии и «десятки миллионов брошюр и плакатов» с целью рассказать массам об опасностях венерических заболеваний[516]. Более того, широкая сеть венерических диспансеров занималась «санпросветработой» и лечила пациентов[517]. Одной из стратегий, к которой прибегли чиновники здравоохранения, чтобы объяснить людям всю опасность венерических заболеваний, были «санитарные суды» — инсценировки судебных процессов, которые должны были вынести приговор сексуальной распущенности и привлечь внимание людей к распространению венерических заболеваний. Серия текстов подобных «судебных процессов» была опубликована в середине 1920-х годов и стала общеизвестной благодаря спектаклям, которые ставились по всей стране[518].

Тормозя распространение венерических заболеваний, советское руководство использовало, помимо образовательной работы, и полицейские меры. Советский Уголовный кодекс предусматривал заключение на срок до шести месяцев каждому, кто сознательно заразил другого человека венерической болезнью[519]. Особое внимание в ходе кампании по борьбе с венерическими заболеваниями уделялось проституции. В 1921 году советская Междуведомственная комиссия по борьбе с проституцией докладывала, что «в интересах физического и морального оздоровления всего населения» необходимо принять меры против проституции. Источниками последней комиссия называла бедность женщин, их бездомность и безработицу. Вместе с тем она подчеркивала наличие «профессиональных проституток», которых следует считать «общественными паразитами и дезертирами труда» и отдавать под суд[520]. В 1920-е годы советские чиновники использовали сеть профилакториев, где проститутки могли получить крышу над головой, медицинскую помощь и обучение новой работе, позволяющей изменить образ жизни. Но в 1930-е годы подход советского руководства сменился на более принудительный: проституток стали заключать в лагеря[521].

Венерологи обращали особое внимание на случайные сексуальные встречи, видя в них главную причину распространения венерических заболеваний. Один из врачей отмечал, что летом московские парки, особенно Сокольники, превращаются в «рассадники» сексуальной активности и заражения венерическими болезнями. Он рекомендовал не только наводить порядок в парках, но и распространять профилактические средства — для тех ситуаций, когда случайных сексуальных встреч не удастся избежать. Другой медик указывал на общежития приезжих рабочих, где, по его словам, обычно распространялись венерические болезни, и рекомендовал врачам проводить в них медицинские осмотры и просветительскую работу[522]. Директор московской венерологической клиники, заметив, что пациенты не всегда рассказывают родным о своих болезнях, начал отправлять медицинских работников в дома больных венерическими заболеваниями, чтобы проверить, не заразился ли кто-нибудь из членов семьи, и просветить их по поводу опасности подобных заболеваний[523].

Борьба с проституцией и венерическими болезнями была составной частью действий советского государства по контролю над сексуальностью. Если в дореволюционный период вопросы брака, секса и морали находились во власти православной церкви, то в 1920-е годы секс перешел в компетенцию советских врачей, для которых был в первую очередь вопросом здравоохранения, требующим просвещения населения и лечения заболевших. Эти врачи использовали нормативный подход, подчеркивая, что единственная законная форма сексуального поведения — гетеросексуальные отношения в браке в целях продолжения рода. Онанизм же такие сексологи, как Г. Н. Сорохтин, связывали с патологическим увеличением эгоцентризма и считали социальным извращением[524]. Ведущий советский психолог Арон Залкинд обличал «дезорганизацию половой жизни» и видел в сексуальной энергии ресурс рабочего класса, который следует сохранять во имя производства[525]. Партийные деятели высказывались в таком же ключе: сам Ленин видел в половой несдержанности «знак разложения» и стремился перенаправить сексуальную энергию на задачи строительства социализма[526].