Взращивание масс. Модерное государство и советский социализм, 1914–1939

В 1923 году советское правительство легализовало предохранение от беременности, а двумя годами позже создало Центральную научную комиссию по изучению противозачаточных средств. В межвоенный период не прекращались дискуссии о контрацепции. Среди врачей выделились две группы. Одни поддерживали контрацептивы, видя в их применении возможность сократить число абортов и предотвратить распространение венерических заболеваний. Другие утверждали, что противозачаточные средства приведут к падению рождаемости и поставят под угрозу могущество страны, а то и ее выживание[496]. Советское руководство разрешило этот спор в 1930-е годы, попросту не выделив ресурсы на производство контрацептивов, а в 1936 году приказав убрать из продажи все противозачаточные средства, еще остававшиеся на рынке[497]. Впрочем, беспокойство властей по поводу абортов постоянно нарастало. Еще до резкого падения рождаемости, произошедшего в 1930-е годы, некоторые врачи называли аборты «антиобщественным фактором» и угрозой росту населения[498]. В 1925 году была опубликована инсценировка суда, в которой прокурор спрашивал молодую женщину, сделавшую аборт, понимает ли она, что убила будущего человека, гражданина, который мог бы быть полезен обществу?[499] Впрочем, пропагандистская борьба с абортами не возымела особого успеха. К середине 1930-х годов число абортов в РСФСР практически сравнялось с числом рождений (на 1 319 700 больничных абортов в 1935 году пришлось 1 392 800 рождений). В больших городах женщины гораздо чаще делали аборт, чем рожали: в Москве в 1934 году на 57 000 родов пришлось 154 600 абортов[500].

Законодательной основой для советской кампании по повышению фертильности стало постановление о запрете абортов, кроме как по медицинским причинам. Обсуждение еще не опубликованного законопроекта в Политбюро строилось вокруг важности достижения наибольшей возможной рождаемости[501]. Вслед за этим Политбюро приняло решение «максимально сократить перечень медицинских показаний» к аборту. Новое постановление, опубликованное в ноябре 1936 года, позволяло аборты лишь в случае наследственных заболеваний или угрозы для жизни женщины. Его текст гласил: «Аборт не только вреден для здоровья женщины, но является серьезным социальным злом, борьба с которым есть долг каждого сознательного гражданина, и прежде всего медицинских работников»[502].

Запрету абортов предшествовали обширная пропагандистская кампания и публичное обсуждение законопроекта. Пропаганда не прекратилась и после принятия закона: государство ставило целью доказать, что он вполне обоснован и очень важен. Многочисленные статьи подчеркивали, насколько опасен аборт для физического и душевного здоровья женщины[503] (при этом ни слова не было сказано о крайней опасности, грозившей здоровью женщин, которым предстояло делать нелегальные аборты). Одна статья утверждала, что единственная цель закона — «защита здоровья советской матери»[504]. Семашко, уже оставивший пост наркома здравоохранения, предупреждал, что аборт может не только вызвать бесплодие, но и оказать отрицательное воздействие на другие органы и нервную систему женщины. Кроме того, он утверждал, что запрет абортов чрезвычайно важен для «государственной задачи увеличения населения Советского Союза». Сравнив рождаемость в СССР и в других индустриальных странах, он заявил, что запрет на аборты позволит Советской стране сохранить сравнительно более высокий уровень фертильности или даже увеличить его[505].

Запрет абортов стал наиболее ярким примером стремления советского государства контролировать женское тело. Советские ученые-медики в целом стремились повысить воспроизводство населения при помощи различных исследований и мер по сохранению женских репродуктивных способностей. В 1920-е годы советские врачи, рассуждая о воспроизводстве населения, использовали индустриальные термины, в частности говорили о «производительности», когда речь шла о способности женщин забеременеть и родить здоровых детей[506]. А. С. Гофштейн в своей статье «Рационализация материнства» назвал матерей «производительницами» и написал, что беременность может быть «продуктивной» или «непродуктивной», в зависимости от того, закончится ли она рождением здорового ребенка или же выкидышем, абортом либо смертью новорожденного. Гофштейн изучил дела беременных женщин и подсчитал, что оптимальная продуктивность получается в том случае, когда женщины рожают трех детей с интервалом в четыре года. Он отметил, что более частые беременности приводят к «изношенности материнского организма», рождению больных детей и «потере для коллектива общеполезного труда… женщин»[507]. Другие советские врачи изучали «производительность» женщин, сочетая акушерство и гинекологию с антропометрией (к примеру, измеряя женский таз). Один исследователь предупреждал, что у женщин, работающих на фабриках, таз более узкий, что вредит при родах[508].