Читаем Взращивание масс. Модерное государство и советский социализм, 1914–1939 полностью

Поскольку в рамках советской системы от женщин ожидалось, что они будут одновременно и матерями, и работницами, ученые особенно беспокоились по поводу воздействия промышленного труда на репродуктивную способность женщин. Проанализировав последствия поднятия тяжестей, они пришли к выводу, что подобная работа может повредить органы таза и осложнить беременность. В 1921 и 1927 годах советская власть издавала директивы по трудоустройству, стремясь гарантировать, что женщины не окажутся на работе, требующей перетаскивания тяжестей и могущей повредить их репродуктивные органы[509]. Медицинские чиновники применили и другие средства защиты женской способности к деторождению — физические осмотры и просвещение. Делегаты III Всесоюзного совещания по охране материнства и младенчества подчеркивали, что молодые женщины с самого этапа полового созревания должны проходить регулярные медицинские осмотры, для начала в школах. К тому же отмечалось, что эти консультации позволят врачам заняться просвещением женщин по поводу опасности абортов и болезней. На протяжении 1920-х годов сексологи проводили исследования и осуществляли просветительскую работу, подчеркивая важность женского репродуктивного здоровья и деторождения[510].

Особое внимание советские чиновники здравоохранения уделяли борьбе с венерическими заболеваниями. Их беспокойство объяснялось эпидемией этих заболеваний, наблюдавшейся после Первой мировой войны. Еще до Октябрьской революции, в июне 1917 года, Пироговское общество провело всероссийское совещание по борьбе с венерическими заболеваниями. В результате был создан общенациональный координационный комитет, впоследствии вошедший в состав Центральной медицинской комиссии по борьбе с венерическими заболеваниями при Наркомате здравоохранения[511]. Комиссия должна была координировать действия правительственных и неправительственных организаций (в том числе Наркомата внутренних дел, Международного Красного Креста, медицинского факультета Московского университета и Пироговского общества). В конце 1918 года она выпустила в свет доклад, полный паники:

С окончанием войны сотни тысяч и даже миллионы венериков вернулись в русские города и деревни и неустанно сеют вокруг себя (вольно и невольно) тяжкое бедствие для страны. Сеют смерть, вымирание народа. Необходимо спешно принять самые энергичные, широкие и действенные меры борьбы с этим тяжким бедствием… [Надо] спасти, насколько это еще возможно, население Российской Республики от вымирания[512].

Тот факт, что чиновники от здравоохранения на самых ранних порах уделяли венерическим заболеваниям повышенное внимание, способствовал появлению в советском медицинском дискурсе устойчивой связи между сексуальностью и болезнью. В глазах советских врачей секс был потенциально опасным и нуждался в регулировании. Кроме того, безудержный рост частоты венерических заболеваний укрепил уверенность советских медицинских чиновников в том, что секс является не частным, а общественным делом: они были убеждены, что, пока массы не достигнут сексуального здоровья, нового общества не построить[513].

Даже после того, как кризис прошел свой пик, венерические болезни не перестали быть серьезной проблемой, и именно им уделялось особое внимание в советском сексуальном просвещении. В статье «Социальное значение сифилиса» один советский врач цитировал своего британского коллегу, утверждавшего, что сифилис ставит под угрозу ребенка, семью и государство. Автор статьи отмечал, что сифилитики часто становятся бесплодными, а если и рожают детей, то умственно отсталых, в результате чего «государство терпит существенный урон, не только теряя работоспособных граждан, но и будучи вынуждено тратить огромные средства на дома призрения для них»[514]. Несколько организаций, подчинявшихся Наркомату здравоохранения, в том числе Государственный институт социальной гигиены и Государственный венерологический институт, уделяли особое внимание венерическим болезням и моделям сексуального поведения. Специальное бюро в составе Государственного института социальной гигиены проводило опросы по сексуальной тематике, а отдел социальной венерологии Государственного венерологического института устраивал лекции и выставки, посвященные болезням, передающимся половым путем[515].

Перейти на страницу:

Все книги серии Historia Rossica

Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения
Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения

В своей книге, ставшей обязательным чтением как для славистов, так и для всех, стремящихся глубже понять «Запад» как культурный феномен, известный американский историк и культуролог Ларри Вульф показывает, что нет ничего «естественного» в привычном нам разделении континента на Западную и Восточную Европу. Вплоть до начала XVIII столетия европейцы подразделяли свой континент на средиземноморский Север и балтийский Юг, и лишь с наступлением века Просвещения под пером философов родилась концепция «Восточной Европы». Широко используя классическую работу Эдварда Саида об Ориентализме, Вульф показывает, как многочисленные путешественники — дипломаты, писатели и искатели приключений — заложили основу того снисходительно-любопытствующего отношения, с которым «цивилизованный» Запад взирал (или взирает до сих пор?) на «отсталую» Восточную Европу.

Ларри Вульф

История / Образование и наука
«Вдовствующее царство»
«Вдовствующее царство»

Что происходит со страной, когда во главе государства оказывается трехлетний ребенок? Таков исходный вопрос, с которого начинается данное исследование. Книга задумана как своего рода эксперимент: изучая перипетии политического кризиса, который пережила Россия в годы малолетства Ивана Грозного, автор стремился понять, как была устроена русская монархия XVI в., какая роль была отведена в ней самому государю, а какая — его советникам: боярам, дворецким, казначеям, дьякам. На переднем плане повествования — вспышки придворной борьбы, столкновения честолюбивых аристократов, дворцовые перевороты, опалы, казни и мятежи; но за этим событийным рядом проступают контуры долговременных структур, вырисовывается архаичная природа российской верховной власти (особенно в сравнении с европейскими королевствами начала Нового времени) и вместе с тем — растущая роль нарождающейся бюрократии в делах повседневного управления.

Михаил Маркович Кром

История
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»

В книге анализируются графические образы народов России, их создание и бытование в культуре (гравюры, лубки, карикатуры, роспись на посуде, медали, этнографические портреты, картуши на картах второй половины XVIII – первой трети XIX века). Каждый образ рассматривается как единица единого визуального языка, изобретенного для описания различных человеческих групп, а также как посредник в порождении новых культурных и политических общностей (например, для показа неочевидного «русского народа»). В книге исследуются механизмы перевода в иконографическую форму этнических стереотипов, научных теорий, речевых топосов и фантазий современников. Читатель узнает, как использовались для показа культурно-психологических свойств народа соглашения в области физиогномики, эстетические договоры о прекрасном и безобразном, увидит, как образ рождал групповую мобилизацию в зрителях и как в пространстве визуального вызревало неоднозначное понимание того, что есть «нация». Так в данном исследовании выявляются культурные границы между народами, которые существовали в воображении россиян в «донациональную» эпоху.

Елена Анатольевна Вишленкова , Елена Вишленкова

Культурология / История / Образование и наука

Похожие книги