Читаем Взращивание масс. Модерное государство и советский социализм, 1914–1939 полностью

В России, в отличие от некоторых других европейских стран, рождаемость оставалась высокой на протяжении всего XIX столетия. Но, подобно остальным воюющим державам, Россия понесла тяжелые потери в Первой мировой войне: вкупе с потерями от Гражданской войны и последовавшего за ней голода они составили 16 миллионов человек[469]. Этот демографический катаклизм вызвал тревогу советского руководства и ученых и привлек повышенное внимание к статистике населения. Центральное статистическое управление составило подробную ежемесячную статистику потерь от Гражданской войны в каждой губернии и каждом уезде страны[470]. Кроме того, оно создало комиссию, изучавшую последствия потерь Первой мировой войны, и отметило, что от них серьезнейшим образом пострадал как рабочий, так и военный потенциал населения. Было указано, что «отвлечение от производительного труда многих миллионов наиболее трудоспособных элементов населения» должно незамедлительно стать предметом статистического исследования[471]. Один советский профессор заявил, что довоенное население Российской империи, составлявшее 172 миллиона человек, в результате войн, голода и территориальных потерь сократилось до 90 миллионов. Также он заявил, что многочисленность населения является необходимым условием национальной безопасности, и предупредил: некоторые европейские страны, в частности Германия, угрожают обогнать Советский Союз по количеству жителей[472].


Ил. 8. Британский плакат к Национальной неделе младенца, 1918. Британия защищает младенца и маленьких детей от Смерти — фигуры в черном балахоне (Плакат UK 1562. Poster Collection, Hoover Institution Archives)


В 1920 году Наркомат здравоохранения создал собственную комиссию для учета «физически-материальных потерь населения и государства». Она свела в таблицы число умерших и число ставших инвалидами и беженцами в результате Первой мировой и Гражданской войн, а также изучила последствия эпидемий, изменения показателей рождаемости и смертности, психологические и физические последствия войны для детей и т. д. Результаты работы комиссии были опубликованы — с предисловием наркома Семашко, назвавшего это исследование первым шагом в «изучении последствий войны в области социально-биологической». Как он отметил, война оказывает «разрушительное влияние в области здоровья населения»[473]. Статистическое исследование потерь военного времени, будучи, возможно, единственным способом оценить ужасающее количество смертей, превратило умерших людей в абстракцию и способствовало взгляду на население исключительно как на ресурс, который следует сохранять и использовать. Иллюстрацией этого статистически-бюрократического подхода могут служить доклады Центрального статистического управления, в которых рядом с цифрами людских потерь помещены цифры, отражающие число потерянных лошадей и общее количество лошадей, подлежавших мобилизации[474].

Несмотря на военные потери, рождаемость в Советском Союзе упала после войны не так сильно, как в странах Западной Европы. Советское общество в 1920-е годы еще было по большей части крестьянским, и рождаемость, вопреки смерти множества молодых мужчин в Первую мировую и Гражданскую, оставалась здесь высокой. Тем не менее советские чиновники и демографы продолжали внимательно отслеживать показатели движения населения и были встревожены резким падением фертильности, сопровождавшим индустриализацию, коллективизацию и голод 1932–1933 годов. Благодаря тому, что Центральное статистическое управление записывало ежегодные показатели рождаемости и смертности в каждом административном подразделении страны, советские чиновники знали, например, что в 1933 году из-за голода на Украине число умерших в Харьковской области почти вдесятеро превысило число родившихся[475]. Обширное демографическое исследование, проведенное в 1934 году, показало, что с 1928 по 1932 год фертильность в СССР упала с 42,2 до 31,0 родившегося на тысячу человек. Более того, С. Г. Струмилин, автор исследования и один из ведущих советских специалистов по статистике, показал, что падение рождаемости напрямую связано с урбанизацией и работой женщин в промышленности — тенденциями, которых невозможно было избежать при продолжении индустриализации[476].

Перейти на страницу:

Все книги серии Historia Rossica

Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения
Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения

В своей книге, ставшей обязательным чтением как для славистов, так и для всех, стремящихся глубже понять «Запад» как культурный феномен, известный американский историк и культуролог Ларри Вульф показывает, что нет ничего «естественного» в привычном нам разделении континента на Западную и Восточную Европу. Вплоть до начала XVIII столетия европейцы подразделяли свой континент на средиземноморский Север и балтийский Юг, и лишь с наступлением века Просвещения под пером философов родилась концепция «Восточной Европы». Широко используя классическую работу Эдварда Саида об Ориентализме, Вульф показывает, как многочисленные путешественники — дипломаты, писатели и искатели приключений — заложили основу того снисходительно-любопытствующего отношения, с которым «цивилизованный» Запад взирал (или взирает до сих пор?) на «отсталую» Восточную Европу.

Ларри Вульф

История / Образование и наука
«Вдовствующее царство»
«Вдовствующее царство»

Что происходит со страной, когда во главе государства оказывается трехлетний ребенок? Таков исходный вопрос, с которого начинается данное исследование. Книга задумана как своего рода эксперимент: изучая перипетии политического кризиса, который пережила Россия в годы малолетства Ивана Грозного, автор стремился понять, как была устроена русская монархия XVI в., какая роль была отведена в ней самому государю, а какая — его советникам: боярам, дворецким, казначеям, дьякам. На переднем плане повествования — вспышки придворной борьбы, столкновения честолюбивых аристократов, дворцовые перевороты, опалы, казни и мятежи; но за этим событийным рядом проступают контуры долговременных структур, вырисовывается архаичная природа российской верховной власти (особенно в сравнении с европейскими королевствами начала Нового времени) и вместе с тем — растущая роль нарождающейся бюрократии в делах повседневного управления.

Михаил Маркович Кром

История
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»

В книге анализируются графические образы народов России, их создание и бытование в культуре (гравюры, лубки, карикатуры, роспись на посуде, медали, этнографические портреты, картуши на картах второй половины XVIII – первой трети XIX века). Каждый образ рассматривается как единица единого визуального языка, изобретенного для описания различных человеческих групп, а также как посредник в порождении новых культурных и политических общностей (например, для показа неочевидного «русского народа»). В книге исследуются механизмы перевода в иконографическую форму этнических стереотипов, научных теорий, речевых топосов и фантазий современников. Читатель узнает, как использовались для показа культурно-психологических свойств народа соглашения в области физиогномики, эстетические договоры о прекрасном и безобразном, увидит, как образ рождал групповую мобилизацию в зрителях и как в пространстве визуального вызревало неоднозначное понимание того, что есть «нация». Так в данном исследовании выявляются культурные границы между народами, которые существовали в воображении россиян в «донациональную» эпоху.

Елена Анатольевна Вишленкова , Елена Вишленкова

Культурология / История / Образование и наука

Похожие книги