Взращивание масс. Модерное государство и советский социализм, 1914–1939

Итальянские евгенисты специально использовали термин «положительная евгеника» (или «эутеника»), чтобы противопоставить свои программы «негативной евгенике» нацистской Германии. Кроме того, итальянские фашисты уделяли гораздо меньше внимания расе, чем нацисты, и поэтому не нуждались в отрицательной евгенике для укрепления расовой чистоты. В интервью 1932 года Муссолини отверг идею чистокровных рас и утверждал, что «часто нация приобретает силу и красоту именно благодаря удачному смешению». Некоторые итальянские евгенисты, в полном соответствии с его тезисом, считали, что сильная раса образуется благодаря смешению генов[603]. Латиноамериканские врачи в большинстве своем следовали за итальянскими и французскими евгенистами. Отказавшись от отрицательных евгенических стратегий вроде стерилизации, они стремились распространить принципы общественного здравоохранения и на сферу продолжения рода. Они связывали евгенику с акушерством и заботой о младенцах, а также с кампаниями против алкоголизма, туберкулеза и венерических заболеваний. Как утверждает Нэнси Лейс Степан, неоламаркистский подход латиноамериканских врачей оправдывал их усилия по укреплению здоровья народа и повышению его благополучия, поскольку означал, «что улучшения, достигнутые при жизни индивидуума, могут быть переданы его потомству на генетическом уровне, что улучшений можно добиться»[604].

Евгеника в Советском Союзе следовала скорее латиноамериканской модели, чем англосаксонской. Как и во всех других странах, в СССР врачи придерживались самых разных взглядов, но в целом склонность к ламаркизму преобладала — в соответствии с упором на среду, который был свойственен марксизму и русской медицинской культуре. Если принять во внимание, что советские деятели стремились к революционному преобразованию, несложно увидеть, чем евгеника их привлекала. Вот, казалось, научный метод, позволяющий улучшать и преобразовывать население[605]. Тем не менее в конечном счете советское правительство не только отвергло евгенику, но и яростно атаковало ее.

Евгенические идеи проникли в Россию из Западной Европы еще до революции. Между 1890 и 1910 годами несколько молодых русских ученых прошли обучение в Западной Европе, и в это же время ряд работ по экспериментальной биологии, генетике и эволюции был переведен на русский язык и опубликован в России. Отчасти благодаря этим связям в период между 1900 и 1930 годами в России были весьма популярны такие новые дисциплины, как евгеника, биогеохимия и биологическая физика. Все эти направления указывали на интерес к научному руководству вопросами продолжения рода. Первое евгеническое исследование в России было проведено в 1914 году, когда был создан Институт экспериментальной биологии, а в годы Первой мировой войны Российская академия наук создала Комиссию по изучению естественных производительных сил[606].

После революции советское правительство заинтересовалось евгеникой, и в 1920 году при Наркомате здравоохранения было создано Русское евгеническое общество. На следующий год было открыто Бюро евгеники в составе Российской академии наук. Эти официальные организации помогали русским евгенистам поддерживать контакты с иностранными коллегами. Русское евгеническое общество выбрало представителя в Международную комиссию по евгенике, установило связи с евгеническими обществами в США, Великобритании и Германии, а в 1924 году отправило своего председателя на Международный евгенический конгресс в Милан[607]. Печатный орган общества, «Русский евгенический журнал», публиковал многочисленные обзоры иностранных трудов по евгенике и программы иностранных евгенических обществ. Кроме того, в нем были статьи, анализировавшие воздействие войны на различные группы населения в Европе и рекомендовавшие регистрацию брачных союзов и контроль над ними из евгенических соображений[608].

В 1920-е годы советские мыслители рекомендовали применять меры как отрицательной, так и положительной евгеники. Генетик Николай Кольцов, выступая в 1921 году на Всероссийском совещании по охране материнства и младенчества, превозносил евгенику в качестве новой науки, имеющей много общего с селекцией животных и растений. С видимым сожалением он признавал, что государства не должны разводить людей так, как коннозаводчики разводят лошадей. Тем не менее, по словам Кольцова, ответственность государства в сфере евгеники включает в себя помощь матерям[609]. В 1928 году Александр Серебровский предложил проводить искусственное осеменение спермой «выдающегося и ценного производителя». Он заявлял, что «при таких условиях селекция человека пойдет вперед гигантскими шагами»[610]. В том же самом году Зинаида Мичник писала, что наследственные болезни не должны воспроизводиться, а вот люди одаренные, здоровые и сильные обязаны передать свои природные богатства следующему поколению. Она утверждала, что воспроизводство населения должно быть рационализировано, упорядочено и отрегулировано с целью обеспечить качество будущих поколений[611].