Читаем Взращивание масс. Модерное государство и советский социализм, 1914–1939 полностью

Возможно, евгеника является самым откровенным примером попыток государства и ученых взять под контроль воспроизводство населения и осуществить его биосоциальное преобразование. Она стала популярной, пообещав улучшить род человеческий при помощи технократических средств. Неудивительно, что в тот век, когда управление населением казалось не только возможным, но и необходимым, столь многие политические деятели и социальные реформаторы обратились к евгенике. Не менее интересно и то, что она могла принимать совершенно разные формы — в зависимости от политических идеологий, условий жизни общества, религии и этнического состава различных групп населения. Как мы видели выше, главная линия раздела в Западной Европе проходила между протестантскими странами Северной Европы, которые придерживались отрицательной евгеники, и католическими странами Южной Европы, предпочитавшими евгенику положительную. По всей видимости, аналогичное разделение наблюдалось и в Америке, Северной и Южной: в то время как в США возобладала отрицательная евгеника, в Латинской Америке воцарилась положительная.

Впрочем, добавив в уравнение другие страны, мы отчетливо увидим, что немалую роль в восприятии евгенической мысли играли и факторы, не имевшие никакого отношения к религии. Если взять СССР и Румынию, две преимущественно православные страны Восточной Европы, то можно заметить, что русские врачи интересовались положительной евгеникой (пока все движение в целом не было запрещено советским правительством), а румынские евгенисты склонялись к евгенике отрицательной — в большой степени под влиянием немецкой и американской медицинской науки. Хотя законодательство Румынии в сфере здравоохранения не дошло до стерилизации, румынские евгенисты, многие из которых учились в Германии или США (при содействии Фонда Рокфеллера), решительно выступали за менделевскую генетику, против ламаркизма. Они считали, что улучшение среды повысит уровень здоровья населения, но не сможет привести к изменению его наследственных черт[621].

В большинстве других развивающихся стран господствовала положительная евгеника. В республиканской Турции, несмотря на все влияние немецкой медицинской мысли, отрицательная евгеника была отвергнута, а стерилизация оказалась в 1936 году под запретом. Вместо этого турецкие евгенисты стремились к улучшению гигиены, репродуктивного здоровья и ухода за детьми, считая, что это приведет к повышению качества населения в целом[622]. Подобно своим русским коллегам, турецкие врачи и социологи считали, что если массы пребывают в тяжелом положении, виной тому условия их жизни, а не какие-либо врожденные недостатки. Помимо прочего, нежелание прибегнуть к отрицательной евгенике было в данном случае связано и с неприятием тех расистских иерархий, выстроенных некоторыми европейскими евгенистами, в которых туркам отводилось место низшей расовой группы[623]. Не нашла признания менделевская генетика и в Японии, поскольку, в сочетании с европейскими представлениями об иерархии рас, навечно закрепляла за японцами низшее положение. Японские евгенисты сделали выбор в пользу ламаркизма и подчеркивали, что улучшить биологическое качество населения можно при помощи повышения уровня образования и физического развития женщин[624]. Нечто подобное наблюдалось и в республиканском Китае: хотя здесь в 1930-е годы и не обошлось без недолговечного увлечения менделевской генетикой, в целом китайские врачи и ученые сделали выбор в пользу положительной евгеники и программ полового образования и социальной гигиены[625]. Даже в таких странах, как Египет, где главной заботой была перенаселенность, разговоры о стерилизации не получили особой поддержки со стороны ученых-медиков, вместо этого предложивших организовать государственные услуги по улучшению гигиены, здоровья и жилищных условий крестьянок[626].

В Советском Союзе окончательный разгром евгеники произошел по идеологическим причинам — она была отвергнута как фашистская наука. Но и вне всякой связи с идеологическими заявлениями отрицательная евгеника никогда не пользовалась особым успехом среди советских интеллектуалов. Подобно своим коллегам в католических странах Европы и многих развивающихся странах, советские социологи и врачи считали, что качество населения следует повышать не при помощи стерилизаций, а улучшая жилищные условия людей и их репродуктивное здоровье. Советская интеллигенция, взяв на себя нравственное обязательство по улучшению жизни крестьян и рабочих, не считала, что они сами повинны в своих тяжелых жизненных обстоятельствах, а их положение бесперспективно. В планы советской интеллигенции отрицательная евгеника попросту не вписывалась, а вот репродуктивная политика, уделявшая особое внимание гигиене и благополучию матерей, вполне им соответствовала. При всем своем стремлении к трансформации общества ученые СССР решительно отвергли биологическую манипуляцию, основанную на генетическом детерминизме.

Уход за детьми и их воспитание

Перейти на страницу:

Все книги серии Historia Rossica

Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения
Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения

В своей книге, ставшей обязательным чтением как для славистов, так и для всех, стремящихся глубже понять «Запад» как культурный феномен, известный американский историк и культуролог Ларри Вульф показывает, что нет ничего «естественного» в привычном нам разделении континента на Западную и Восточную Европу. Вплоть до начала XVIII столетия европейцы подразделяли свой континент на средиземноморский Север и балтийский Юг, и лишь с наступлением века Просвещения под пером философов родилась концепция «Восточной Европы». Широко используя классическую работу Эдварда Саида об Ориентализме, Вульф показывает, как многочисленные путешественники — дипломаты, писатели и искатели приключений — заложили основу того снисходительно-любопытствующего отношения, с которым «цивилизованный» Запад взирал (или взирает до сих пор?) на «отсталую» Восточную Европу.

Ларри Вульф

История / Образование и наука
«Вдовствующее царство»
«Вдовствующее царство»

Что происходит со страной, когда во главе государства оказывается трехлетний ребенок? Таков исходный вопрос, с которого начинается данное исследование. Книга задумана как своего рода эксперимент: изучая перипетии политического кризиса, который пережила Россия в годы малолетства Ивана Грозного, автор стремился понять, как была устроена русская монархия XVI в., какая роль была отведена в ней самому государю, а какая — его советникам: боярам, дворецким, казначеям, дьякам. На переднем плане повествования — вспышки придворной борьбы, столкновения честолюбивых аристократов, дворцовые перевороты, опалы, казни и мятежи; но за этим событийным рядом проступают контуры долговременных структур, вырисовывается архаичная природа российской верховной власти (особенно в сравнении с европейскими королевствами начала Нового времени) и вместе с тем — растущая роль нарождающейся бюрократии в делах повседневного управления.

Михаил Маркович Кром

История
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»

В книге анализируются графические образы народов России, их создание и бытование в культуре (гравюры, лубки, карикатуры, роспись на посуде, медали, этнографические портреты, картуши на картах второй половины XVIII – первой трети XIX века). Каждый образ рассматривается как единица единого визуального языка, изобретенного для описания различных человеческих групп, а также как посредник в порождении новых культурных и политических общностей (например, для показа неочевидного «русского народа»). В книге исследуются механизмы перевода в иконографическую форму этнических стереотипов, научных теорий, речевых топосов и фантазий современников. Читатель узнает, как использовались для показа культурно-психологических свойств народа соглашения в области физиогномики, эстетические договоры о прекрасном и безобразном, увидит, как образ рождал групповую мобилизацию в зрителях и как в пространстве визуального вызревало неоднозначное понимание того, что есть «нация». Так в данном исследовании выявляются культурные границы между народами, которые существовали в воображении россиян в «донациональную» эпоху.

Елена Анатольевна Вишленкова , Елена Вишленкова

Культурология / История / Образование и наука

Похожие книги