Взрослые в доме. Неравная борьба с европейским «глубинным государством»

Прием официальных лиц «Тройки» в греческих министерствах ознаменовал бы возврат к тем самым неправильным переговорам, в ходе которых технократы из Европейской комиссии, ЕЦБ и МВФ требовали от наших министров уступок по рутинным мелочам программы «Тройки». Если бы мы сказали, что согласны говорить об этом только при условии, что заодно будут обсуждаться обмен облигаций и отмена политики жесткой экономии, с нами попросту отказались бы разговаривать: мол, долговые вопросы не входят в их компетенцию (впрочем, так оно и было). Единственный способ избежать попадания в угол состоял в том, чтобы не допускать переговоров в Афинах между менеджерами среднего звена из «Тройки» и нашими министрами. Иными словами, наш отказ имел не только символическое значение, он был критически важен и стратегически значим. Тем не менее, чиновники «Тройки» сообщили прессе, что наш отказ принять их в Афинах продиктован именно «идеологическими мотивами», а они-то сами всего-навсего желали провести необходимые рабочие проверки.

Третьего марта я напомнил своей команде о важности не допустить разделения переговоров на составляющие и о необходимости достижения всеобъемлющего соглашения. Помню, как предупреждал их, что «Тройка» наверняка в ответ пригрозит ввести контроль за движением капиталов, и известил наиболее доверенных подчиненных, что вот-вот настанет пора прибегать к сдерживающим мерам, над которыми работала моя крошечная команда, то бишь к системе параллельных платежей и списанию облигаций на балансе ЕЦБ. Между тем Джефф Сакс в Вашингтоне усердно обивал пороги, встречаясь то с Дэвидом Липтоном, вторым человеком в МВФ, то с Поулом Томсеном в отчаянных попытках преодолеть наши разногласия.

Битва в СМИ разгоралась. Пару дней спустя Марио Драги публично охарактеризовал нас с Алексисом как «болтунов». Джейми Гэлбрейт ответил ему в своей типичной манере: «Обычно представитель центробанка предпочитает говорить о подобном в частном порядке, а поскольку мистер Драги решил поступить иначе, он и сам подался в болтуны». Когда итальянская ежедневная газета «Репубблика» попросила прокомментировать обвинения в том, будто я общался с коллегами по Еврогруппе «более откровенно», чем можно было бы ожидать от министра финансов, Джейми ответил: возможно, «Варуфакис и вправду отступил от принятого среди министров финансов уровня откровенности, но, раз уж сам полагаю, что дополнительная откровенность нам не помешает, для меня вовсе не очевидно, что его поступок должен вызывать озабоченность».

Пятого марта я, желая опрокинуть стратегию «Тройки», направил письмо президенту Еврогруппы Йеруну Дейсселблуму и потребовал начала переговоров, в том числе предложил немедленно провести те семь реформ, которые институты утвердили на телеконференции 24 февраля. В ответ все эти семь реформ отправили в мусорную корзину, заодно с моим письмом Йеруну, причем особенно упирали на нелепость той идеи, которой так восхищался вице-канцлер Германии Зигмар Габриэль на нашей встрече в феврале: речь об искоренении уклонения от уплаты налогов за счет фиксации транзакций представителями всех слоев общества^[243]. С той самой поры нашу идею автоматического учета сомнительных операций и выявления случаев крупномасштабного уклонения от уплаты налогов последовательно игнорировали, отвергали и язвительно именовали «приманкой для продвинутых туристов».

В тот же день мы с моим заместителем Надей Валавани постарались довести до ума законопроект о гуманитарном кризисе. Суть проекта заключалась в двух инициативах: во-первых, раздать льготные кредитные карты 300 000 семей, живущим без продовольствия, жилья и электричества; во-вторых, вернуть, как говорится, в лоно, пусть придется приложить титанические усилия, те 40 % греческого населения, которые исчезли из поля зрения налоговой службы вследствие задолженностей перед бюджетом. Как именно? Давайте разрешим им выплачивать небольшую сумму, хотя бы по 20 евро, но ежемесячно. Пускай миллионы людей настолько разорились в результате кризиса, что им будет трудно заплатить даже такую крохотную сумму, мы не сомневались в том, что люди сделают все возможное и найдут средства, дабы получить взамен право повторно активировать свои учетные записи в налоговой службе и покинуть чистилище официального банкротства. Это был акт милосердия и экономического здравого смысла. Отмечу, что за месяц после принятия этого закона 700 миллионов евро поступили в государственную казну от тех, кто хотел вернуться из тени на свет^[244].