Взрослые в доме. Неравная борьба с европейским «глубинным государством»

Как ни удивительно, Визер продолжал все отрицать и отвергал какую бы то ни было причастность канцлера Германии к его приезду. За обильной едой он изрекал прописные истины – с харизмой судебного пристава и щепетильностью адвоката. Очерчивая предстоящие недели и месяцы, он тщательно избегал упоминания о переговорах, цитируя вместо того правила самой Еврогруппы и ее рабочей группы. Из этой застольной литании «Тройке», к слову, следовало кое-что, вызывавшее интерес: нам не стоит ждать ослабления давления до 30 апреля, причем данное обстоятельство было представлено как естественное, не имеющее никакого отношения к политике вследствие бюрократических ограничений.

В ответ я сказал Визеру, что, если мы не получим от кредиторов хотя бы намек на готовность к поискам компромисса в отношении программы реформ и разумной финансовой политики, основанной на потенциальной и существенной реструктуризации долга, нам не дожить 30 апреля без дефолта перед МВФ.

– Чего бы мы ни желали, какова бы ни была наша политическая воля, – добавил я, – казна опустеет задолго до этой даты.

Визер посоветовал изыскать источники пополнения казны, например, разграбить резервы неправительственных, но находящихся в государственной собственности учреждений вроде пенсионных фондов, университетов, коммунальных служб и муниципалитетов.

– И зачем нам это делать? – спросил я. – Если кредиторы не проявляют интереса к переговорам в духе доброй воли, почему мы должны и далее отрезать, так сказать, куски плоти от исхудавшего тела нашего общества ради погашения долга перед МВФ, долга, который даже сам фонд считает невозвратным?

Лишь на этом вопросе самообладание Визера наконец-то дало сбой. Он поспешно заявил, что не обладает полномочиями на обсуждение реструктуризации долга и политики жесткой экономии.

Осознав, что эта линия беседы совершенно бесплодна и ведет к пустой трате времени, я упомянул о сумме в 1,2 миллиарда евро: по уверениям моих юридических и финансовых консультантов, ровно на такую сумму Греция могла притязать как на собственные средства, временно переданные кредиторам. Судя по всему, предыдущие правительства потратили эту сумму из государственных резервов на спасение немногочисленных мелких банков, хотя имелось решение, что на эти цели пойдет часть средств второго «спасительного» кредита, размещенных в греческом фонде финансовой стабильности. С учетом того, что я не собирался, вопреки его советам, довершать разграбление казны, можем ли мы, уточнил я у Визера, использовать данную сумму для выплат МВФ в марте, тем самым выкраивая дополнительное время на переговоры.

– Звучит разумно, – согласился Визер и рекомендовал отправить официальный запрос его боссу Йеруну Дейсселблуму на выделение упомянутых 1,2 миллиарда евро. (Несколько дней спустя, когда я это сделал, Йерун переслал мой запрос – председателю рабочей группы Еврогруппы Томасу Визеру! Каков же был вердикт Визера, теперь обретшего полномочия решать? «Эту просьбу слишком сложно удовлетворить».)

В общем, ни малейшего проблеска надежды, ни намека на прорыв не наблюдалось, и единственное, что оставалось, – это попытаться наладить человеческие, неофициальные отношения между нами, так сказать, привнести человечность в официоз, чтоб нас всех черти взяли. Евклид, Николас Теокаракис и мы с Данаей взяли на себя инициативу, пустились болтать о чем угодно, кроме переговоров: мы говорили об искусстве, музыке, литературе, наших собственных семьях. На протяжении шести часов мы ели простую, но превосходную греческую еду и выпили значительное количество вина, а затем перешли на критскую ракию^[246]. Все-таки Томас Визер не переставал нас поражать. Он много ел, пил и улыбался, но незримая преграда, которую он сразу возвел, чтобы не допустить возникновения чувства локтя между нами, была абсолютно непроницаемой.

Когда ужин подходил к концу, Николас спросил, не состоит ли Томас в родстве с Фридрихом фон Визером, правым экономистом-новатором и министром финансов Австрии, чьи мысли во многом повлияли на воззрения и теории таких либертарианцев, как Людвиг фон Мизес и Фридрих фон Хайек. Томас ответил, что действительно приходится тому внучатым племянником, но признался, что мало что знает о трудах своего двоюродного деда. Порывшись в книжном шкафу, я вытащил толстый том, который мы с Николасом написали в соавторстве в 2011 году; там мы ссылались на фон Визера в главе, точно озаглавленной «Империи безразличия»^[247]. Я предложил Томасу эту книгу в подарок, и он согласился.

Когда он уехал в гостиницу, чтобы переночевать перед вылетом обратно в Брюссель на следующее утро, я затосковал по ученым дням, когда разногласия разрешались посредством аргументации, а не грубой силы. Несколько недель спустя, когда грубое давление «Тройки» достигло своего апогея, мне вспомнилась одна из самых чеканных фраз фон Визера (я спрашивал себя, как бы отреагировал знаменитый дед на роль своего потомка в конвульсиях еврозоны): «Свобода подлежит замене на систему порядка».

В Еврогруппу!