Взрослые в доме. Неравная борьба с европейским «глубинным государством»

– У вас не осталось выбора, Алексис, – настаивал я. – Чем дольше мы растягиваем нынешний застой, тем проще будет Вольфгангу и его присным вытурить нас из еврозоны, уморив голодом.

Алексис вовсе не пылал боевым задором. Явно смущенный, он завел свою обычную пластинку: да, мы объявим дефолт, но не сейчас.

– Так мы обвиним сами себя… Позвольте мне снова поговорить с Ангелой… Еще не время.

Я ответил, что мы и так кругом виноваты.

– Почитайте прессу, Алексис, – посоветовал я. – Каждый новый день СМИ отсчитывают как день, когда мы снова не сумели сделать ничего путного. – Мы ждали достаточно долго, демонстрировали готовность к компромиссу и всячески намекали, в том числе прямым текстом, другой стороне, что ищем взаимопонимания. 20 февраля мы обидели многих своих сторонников ради компромисса. И что в результате? «Тройка» нарушила соглашение уже через несколько дней. – Это было месяц назад, Алексис. С тех пор они только повышают ставки, а ваша Ангела отделывается пустыми обещаниями и ни во что не вмешивается. Если не сейчас объявлять дефолт, то когда?

Наш разговор затянулся на довольно долгое время. Алексис, не то чтобы покорно, а, скорее, из-под палки, соглашался, как у него вошло в привычку, со всеми моими доводами, однако решения принимал совершенно противоположные. Говорил он медленно и вяло, голос его звучал подавленно. В конце концов пришлось прерваться: остальные министры собирались в конференц-зале напротив кабинета премьер-министра. Я покинул его кабинет, чтобы присоединиться к коллегам и дать Алексису возможность немного передохнуть, прежде чем он откроет заседание, целью которого было не только проинформировать ключевых министров о положении дел, но и слегка их подбодрить.

Вскоре после того, как я занял свое место за столом, Алексис вошел в зал, и выглядел он чуть получше, чем несколько минут назад. Как обычно, он начал заседание с общей оценки ситуации; не было ни хороших новостей, ни утешительных прогнозов, и потому он снова начал хмуриться. Мрачные перспективы становились все очевиднее, и в зале все ощутимее сгущался мрак отчаяния. К тому моменту, когда Алексис умолк, все осознали неизбежность краха. Все министры, выступавшие следом за премьером, говорили с этакой грустинкой в голосе. Когда все желающие высказались, Алексис снова взял слово, чтобы подвести итоги. Он начал примерно так же, как завершал вступительный спич – медленно, негромко, почти сквозь зубы; повторно объяснил, насколько тяжело наше положение и чем оно чревато, а затем внезапно заговорил чуть громче и быстрее.

Прежде чем мы собрались тут, я разговаривал с Варуфакисом в своем кабинете. Он пытался убедить меня, что настала пора объявить дефолт перед МВФ. Утверждал, что они не выказывают ни малейшего желания идти на компромисс, дабы достичь справедливого, выстраданного соглашения, которое было бы экономически целесообразным и политически приемлемым для нас. Я объяснил ему, что сейчас неподходящее время для дефолта. Что мы обвиним сами себя, раз уж еще три месяца до истечения срока по договоренности от 20 февраля. Невыполнение обязательств перед МВФ повлечет за собой другие дефолты, и тем самым мы дадим Драги повод закрыть наши банки^[262].

Вот так-так, подумалось мне, он принял решение у себя в кабинете – и не обмолвился об этом ни словом!

Выяснилось, что я ошибся, причем сильно. После короткой театральной паузы Алексис продолжил – его голос становился все громче, а облик вдруг приобрел страстность и даже некоторую величавость. С изумлением я слушал, как он говорит:

– Но знаете что, товарищи? Я думаю, что Варуфакис прав. Хватит! Мы играли по их правилам. Мы приняли их условия. Мы отступали, показывая, что готовы идти на компромисс. А они в ответ только изводили нас проволочками, а потом обвинили в том, что это мы затягиваем переговоры. Греция по-прежнему остается суверенной страной, и мы, ее кабинет министров, обязаны сказать – хватит! – Тут он поднялся и, еще повысив голос, указал на меня и воскликнул: – Мы не только объявим дефолт! Янис, садитесь на самолет, летите в Вашингтон и лично известите тамошнюю дамочку о том, что выплат МВФ больше не будет!

Министры загомонили, переглядываясь в подтверждение того, что они правильно все услышали. Это действительно был исторический миг. Мрак отчаяния рассеялся, словно раздвинули плотные шторы, и в помещение через окно хлынул солнечный свет. Как и все остальные (возможно, даже сильнее, гораздо сильнее), я позволил себе на мгновение предаться восторгу. Пожалуй, испытанное ощущение было ближе всего для кучки атеистов к тому неземному счастью, которое обретает верующий на причастии.

На выходе из Максимоса мы с Алексисом молча обнялись. Евклид последовал за мной, вид у него был измученный. Поскольку нам было по пути, я подвез его на своем мотоцикле. Фотография двух греческих министров на «Ямаха Икс-джей-ар» обошла весь мир. Вечером Евклид прислал мне сообщение: «Мои дочки ревнуют. Они тоже хотят покататься на твоем байке». Это был по-настоящему счастливый день, какие редко нам выпадали.