Взрослые в доме. Неравная борьба с европейским «глубинным государством»

Что бы Йерун ни напланировал во время перерыва, наша с Вольфгангом долгая и дружеская беседа, очевидно, его переубедила. Он нейтральным тоном подвел итоги и объявил заседание закрытым. На пресс-конференции Дейсселблум сообщил, что «министры предложили греческим властям принять предложение институтов». Разумеется, это было, мягко говоря, преувеличение, весьма далекое от истины. Подобный обман мог сойти Йеруну с рук только в одном случае – если за ним стоял кто-то, более могущественный, чем Шойбле, Драги и Лагард. Единственной кандидатурой виделась канцлер Меркель.

Аварийный выход

Рано утром на следующий день, в пятницу, 26 июня, Алексис собрал нас всех на верхнем этаже отеля, откуда открывался вид на центр Брюсселя. Компанию мне составили Драгасакис, Сагиас, Евклид, Паппас, Стафакис, Хулиаракис и, по-моему, один или два помощника. Были приняты более строгие, чем обычно, меры предосторожности, чтобы избежать прослушки, а затем Алексис заговорил. Поскольку о соглашении нет смысла даже мечтать, всем, кроме меня и Евклида, которым следовало присутствовать на очередном заседании Еврогруппы через день, а также помимо Хулмаракиса, которого могли вызвать в рабочую группу Еврогруппы, предстояло вернуться в Афины. Алексис предполагал созвать кабинет министров и обсудить проведение референдума по ультиматуму институтов; датой референдума он выбрал воскресенье, 5 июля, и, разумеется, нам за неделю следовало убедить народ проголосовать «против».

– Хочу, чтобы все меня поняли, – проронил Алексис. – Я требую строжайшей секретности. Крайне важно, чтобы никто не узнал о наших планах, пока мы официально не объявим о проведении референдума в Афинах после заседания кабинета министров. Не обсуждайте ничего ни с журналистами, ни с женами по телефону, ни, тем более, с представителями «Тройки». Это ясно?

Никто не спорил. Все сознавали чудовищность вставшего перед нами выбора. Я позволил себе уточнить: для нас этот референдум – победа или поражение?

Единственным, кто дерзнул мне ответить (полагаю, это был честный ответ), оказался Драгасакис:

– Нам нужен аварийный выход.

Подобно ему, я был убежден, что мы проиграем. В январе электоральная поддержка правительства составляла всего 40 %, а сейчас нас ожидало продолжительное закрытие банков и настоящая волна «страшилок» в СМИ. Но, в отличие от меня, Драгасакис хотел проиграть, чтобы получить основания для капитуляции перед «Тройкой».

Когда все стали расходиться, я на всякий случай напомнил Хулиаракису:

– Вы слышали, что сказал премьер-министр. Знаю, вам трудно отмалчиваться в контактах с «Тройкой». Если выяснится, что вы проговорились Визеру или Костелло, я лично с вами разберусь. Понятно?

Хулиаракис кивнул в знак согласия.

Вернувшись к себе в номер, я взял прошение об отставке, которое хотел подать Алексису в этот день, разорвал его и бросил обрывки в корзину для мусора. Мы не сдаемся, впереди референдум. Если понадобится, через неделю напишу новое прошение. Затем я взялся за составление речи на заседании Еврогруппы на следующий день и подготовку официального письма с просьбой о продлении на один месяц кредитного соглашения с учетом проведения референдума.

Спустя несколько часов я бросил взгляд в окно. На улице уже стемнело. Я решил подышать свежим воздухом и перекусить. В вестибюле отеля я наткнулся на Гленна Кима, слегка подивившись тому, что он до сих пор в Брюсселе. Я всегда был рад его видеть и пригласил поужинать вместе. Он замялся.

– У меня встреча, – сказал Гленн.

– Неужели? И с кем?

– С Хулиаракисом, Визером и Костелло.

За последние недели, несмотря на первоначальное сопротивление ряда активистов СИРИЗА привлечению Гленна к работе в составе моей команды, Сагиас признал его профессионализм и привлек Кима к проработке уступок «Тройке». Потому мы оба смутились, когда прозвучал этот ответ, но меня куда больше обеспокоило присутствие Визера и Костелло на предстоящей встрече. Я тепло попрощался с Гленном и молча вышел на улицу.

С улицы я позвонил Хулиаракису и спокойно спросил, о чем пойдет речь на встрече. Быть может, я неясно выразился сегодня днем?

– Все в порядке, – заверил он. – Мы хотим обменяться идеями, только и всего.

Я завершил разговор и набрал номер Алексиса. Его секретарь ответил мне, что премьер-министр готовится открыть заседание кабинета.

– Мне необходимо поговорить с ним, – настаивал я. Когда Алексису передали трубку, я рассказал, что Хулиаракис пренебрег четким указанием избегать любых контактов с «Тройкой».

Впервые за все время нашего знакомства Алексис повысил на меня голос.

– Хватит с меня вашей с Хулиаракисом вражды! Если вы не угомонитесь, я вас приструню!

Оскорбленный до глубины души, я ответил:

– Валяйте! Бросайте трубку, Алексис!

Он так и поступил. Через две минуты перезвонил с извинениями – мол, сорвался из-за стресса. Что касается Хулиаракиса, это уже не имеет значения. Очень скоро о референдуме будет объявлено публично.