Взрослые в доме. Неравная борьба с европейским «глубинным государством»

Тут я поинтересовался у секретарей, сидевших за спинами Дейсселблума и Визера: а насколько вообще президент Еврогруппы правомочен выпускать коммюнике без единогласного одобрения участников и по собственному усмотрению исключать конкретного министров финансов из заседаний Еврогруппы? Секретари засуетились, одни принялись куда-то названивать, а другие стали рыться в толстенных фолиантах.

Спустя некоторое время Йерун объявил, что заседание продолжается, и один из сотрудников секретариата обратился ко мне:

– Министр, по законодательству Еврогруппы не существует, поскольку ее существование не прописано ни в одном учредительном документе ЕС. Это неофициальное собрание министров финансов государств-членов еврозоны. Таким образом, отсутствуют зафиксированные в письменной форме правила ее деятельности, а действия президента Еврогруппы не скованы юридическими рамками.

В коридоре, где я ждал лифта, ко мне подошел обеспокоенный и неожиданно дружелюбный Марио Драги.

– Что, черт возьми, творит Йерун? – риторически воскликнул он.

– Губит Европу, Марио. Разрушает ее, – ответил я.

Он кивнул, и вид у него сделался еще более встревоженный. Мы спустились на первый этаж и молча расстались. Глава 17

Львы, ведомые ослами

В Максимосе тем вечером собрался «военный кабинет». Едва мы с Евклидом вошли в зал, я напомнил собравшимся, что они неоднократно клялись: если ЕЦБ закроет наши банки, мы ответим отказом от выкупа облигаций на балансе ЕЦБ, начнем внедрять систему параллельных платежей в евро и объявим о своем намерении вернуть центральный банк Греции под полный контроль греческого парламента. Момент настал, прибавил я, обращаясь к Алексису, в понедельник банки закроются. Готовы ли мы прибегнуть к контрмерам, о которых говорили уже давно?

– Не нужно торопиться, – присовокупил я. – Пока вполне достаточно послать недвусмысленный сигнал. Предлагаю объявить сегодня, что мы откладываем выплаты ЕЦБ в июле и августе на пару лет. Заодно можно сообщить о внедрении системы параллельных платежей через неделю после референдума. И что изменения в закон о нашем центральном банке будут внесены в следующем месяце. Тем самым мы дадим понять, что не форсируем активные действия и оставляем нашим противникам возможность сделать нам достойное предложение в ближайшее время.

Драгасакис выступил против моей идеи, причем нехарактерно бурно и резво для себя. Он заявил, что это опасный блеф, и использовал греческое слово, означающее львиный рык.

– Я категорически против, – сказал он. – Предлагаю не воевать с Драги, а сотрудничать с ним.

Остальные промолчали. Все взоры были устремлены на Алексиса. Премьер-министр подошел к окну и закурил сигару (эта привычка появилась у него сравнительно недавно). Спустя несколько секунд он повернулся ко мне и после паузы произнес:

– Мы согласны с Драгасакисом, Янис.

Я оглядел собравшихся. Похоже, на моей стороне был только Евклид. Я оказался в сокрушительном меньшинстве.

Обсуждение перешло на величайший кошмар любого министра финансов любой страны в мирное время – как быть с банками, закрывшимися на неопределенный срок? Я утверждал, что необходимо четко указать ответственных за это бедствие. С самого момента нашего избрания мы поддавались, отступали, шли на уступки, которые, как мы знали, невозможно реализовать, – и все ради того, чтобы банки продолжали работать; зато Стурнарас и Драги, напротив, делали все, что в их силах, чтобы своими действиями способствовать скорейшему их закрытию. Я говорил, что не следует приносит себя в жертву, не следует допускать, чтобы нас выставляли правительством, которое отказывает гражданам в доступе к банковским счетам. Я предложил, чтобы банки, как обычно, открылись в понедельник утром, а после того, как кассы опустеют, их менеджеры сами закрыли операционные залы. И в этот миг мы должны быть снаружи и протестовать вместе с народом против произвола «Тройки».

Звучит наивно, но я ожидал поддержки. Увы, на сей раз даже Евклид меня не поддержал. Если банки откроются лишь для того, чтобы избавиться от остатков средств, ответили мне, это чревато гражданскими беспорядками в отделениях и на улицах. В этом аргументе была крупица здравого смысла, но мне казалось, что риск изрядно преувеличивают, и можно принять предупредительные меры, дабы предотвратить подобное развитие событий; а вот нежелание публично протестовать против закрытия банков и вместо этого допустить, чтобы нас обвиняли в этих действиях, рисовалось мне катастрофической политической ошибкой. Я сказал, что закрытие банков по распоряжению правительства равнозначно признанию себя виноватыми – и повлечет за собой наше поражение на референдуме.

Когда мы покидали Максимос, меня словно осенило: именно к этому, по сути, дело и вели. Вот только вина ляжет не на всех, а конкретно на меня.

Снаружи ко мне подошел на удивление дружелюбный Драгасакис.

– Завтра нужно созвать заседание совета по системной стабильности, – сказал он. – Я приехать не смогу, но уверен, что вы справитесь без меня.