Who's Afraid of Gender?

Различие между полом и гендером, предложенное Мони, сильно отличалось от того, что было сформулировано десятилетие спустя феминистскими антропологами, историками и социологами. Если для Мони жизнь человека представлялась как управляемый целью процесс, который в идеале должен выражать или реализовывать гендерные идеалы, приравнивая адаптацию к социальным нормам к индивидуальному "счастью". То для феминисток в антропологии и истории, которые развивали идею гендера как часть феминизма, именно оспаривание норм, ограничивающих жизнь женщин, должно было быть раскрыто и изменено, чтобы женщины процветали и чтобы их труд был должным образом признан и вознагражден. Разрыв между полом и гендером должен был обеспечить обещание преобразований, но, как мы увидим, он создал новые проблемы. Тем не менее, вызов ожиданиям гендерной жизни стал возможен, когда гендер и требования нормальности, которые определяли его "развитие", перестали ограничиваться естественными законами или биологическими императивами. Для женщин не стало единой цели в жизни, и неспособность приспособиться к ожиданиям уступила место их большему равенству и свободе. Гендер породил новые формы феминистской критики и новые горизонты социальных преобразований, включая трансформацию родственных связей в направлении квира и трансформацию самой гендерной бинарности. Гендер на протяжении десятилетий был и остается неотъемлемой частью феминизма, включая некоторые радикальные феминистские позиции, которые сейчас отвергаются некоторыми современными его представителями. Искажение истории и перспектив феминизма заключается в том, что феминизм противопоставляется гендеру.

 

Глава 8. Природа / Культура. На пути к совместному строительству

Еще в 1974 году Шерри Ортнер поставила ключевой вопрос в названии своего известного эссе "Относится ли женщина к мужчине, как природа к культуре?". По ее мнению, в то время почти в каждой культуре женщины считались ближе к природе, а мужчины, как правило, чаще ассоциировались с культурой. Таким образом, эти сферы жизни, природа и культура, гендерно различаются. В то же время Ортнер принял мягкую марксистскую точку зрения, согласно которой культура определяется ее способностью преобразовывать то, что дано в природе. Эта точка зрения, согласно которой культура определяется своей преобразующей активностью, а природа выступает в качестве данного объекта, который должен быть преобразован культурой, сегодня уже не актуальна. Она представляет собой благонамеренную, но контрэкологическую точку зрения, отрицающую динамизм, агентность и трансформационные процессы в природе. Хотя Ортнер стремилась преодолеть ассоциацию женщин с природой, она не пыталась преодолеть идею о том, что природа - это совокупность данностей, которые поддаются человеческому труду, чтобы быть преобразованными в нечто значимое. Ортнер утверждала, что эта ассоциация женщин с природой создает проблематичное обоснование для утверждения, что женщины являются или должны быть матерями, потому что это их естественная функция, или что они должны быть ограничены домашней сферой и репродуктивным трудом. В итоге она утверждает, что "вся эта схема является скорее конструкцией культуры, чем данностью природы", и призывает женщин к полноценному участию в "трансценденции" природы, подразумеваемой социальной деятельностью в рамках культуры. Хотя Ортнер отвергает биологический детерминизм, она оставляет "природу" в качестве безжизненной данности, которую в антропоцене мы справедливо подозреваем как плохую конструкцию, поскольку она привилегирует господство и трансцендентность человека над природой - с явно разрушительными экологическими последствиями. В то время людям, особенно женщинам, несомненно, казалось освободительным оторваться от природы и утвердить свою существенную деятельность над и против несущественной природы.

Ортнер выдвигала этот аргумент в 1974 году, еще до того, как пролился свет на проблематичность отношения к природе в культурной и политической теории, и ее текст - лишь один из многих, предполагавших, что мы можем рассматривать секс как беспроблемную естественность, а гендер - как культурную зону человеческого самовыражения и свершений. В дальнейшем антропологическая работа Ортнер приняла другое направление, и она явно стремилась дистанцироваться от некоторых ключевых моментов этого раннего и влиятельного эссе.

Вкратце, точка зрения в раннем тексте Ортнера такова: да, существуют биологически специфические различия, которые мы можем рассматривать как естественные данности, и (а) женщины слишком часто, почти всегда, ассоциируются с природой, и (б) их полноценное вхождение в культурную и социальную жизнь предполагает свободу преодоления и преобразования природы, как это делали мужчины. Эта последняя идея трансформации, радикально доэкологическая, рассматривается не как "конструкт культуры", а как важная нормативная основа, обусловливающая критическую рефлексию в самом эссе.