Wo alle Strassen enden (СИ)

Готтфрид проснулся от противного писка — надрывались наручные часы Алоиза. Со встроенным будильником. Свои аналогичные он опять забыл надеть. Голова гудела, ужасно хотелось пить, а тело бил озноб. Он потер лоб и огляделся — он лежал на жесткой софе в маленькой комнатушке, как был, в форме, спасибо, хоть сапоги стащил. На узкой кровати у противоположной стены храпел Алоиз. С легким злорадством Готтфрид рассмотрел, что тот перед сном даже не разулся.

Он с трудом сел, стараясь разогнать туман в голове: последнее, что он вспомнил, было лицо Марии, которая накрыла его пледом и что-то проговорила. Готтфрид вытер выступившую на лбу испарину рукавом кителя и поморщился: если его сегодня вызовет к себе начальство, хорош же он будет! Он натянул сапоги и, пошатываясь, встал. Ближе к окну, на небольшом круглом столике стояли два графина с водой, два стакана и небольшой штоф с прозрачной жидкостью — судя по запаху, со шнапсом. Готтфрид поморщился и едва сдержал рвотный позыв. Мысль о шнапсе казалась отвратительной. Он схватил графин с водой, понюхал для верности и, даже не дав себе труда налить воду в стакан, в один присест все выпил. Покосился на второй графин, потом на спящего Алоиза и с тяжелым вздохом поковылял в его сторону.

— Вставай, труба зовет.

Алоиз заворчал, потянулся, посмотрел на часы и изменился в лице:

— Дерьмо! Мы должны быть на работе через пятнадцать минут!

Он сел на кровати и взъерошил жесткие волосы. Готтфрид смотрел на друга и думал, что если он выглядит так же, то стоило сказаться больным — или сразу мертвым. Иначе на партийном собрании в конце недели стоять им перед всеми и краснеть за антиобщественное и безответственное поведение, совершенно недостойное членов Партии.

— Попей вот, — Готтфрид, который уже худо-бедно держался на ногах, сунул Алоизу в руки кувшин с водой.

— А похмелиться нечем? — скривился Алоиз. — Новые дрожжи уж всяко не так смердят, как старые…

Готтфрид смолчал и сунул другу штоф со шнапсом. Тот выпил примерно половину, утер губы рукавом и расплылся в улыбке:

— Другое дело! А ты напрасно отказываешься!

Готтфрид с завистью посмотрел на Алоиза — выглядеть тот и правда стал лучше. Но перебороть отвращение не смог.

— Знаешь что, погнали. Меня ждет слишком интересное дело, я не могу его откладывать. И потом, какой врач нам сейчас выпишет больничный, а?

— Ну и рожа у тебя, Готтфрид, — хохотнул Алоиз. — И форма мятая, точно ты всю ночь… Эх, а я ведь так и не помню, присунул я официанточке или нет…

— Нет, — мстительно ответил Готтфрид, открывая дверь и выходя в коридор. — Ты сам-то на ногах не стоял, что уж говорить о…

Он замолчал, столкнувшись в коридоре с Марией. Она была одета в простое серое платье под горло, светлые волосы заплетены в косу, а на лице — ни следа краски. Готтфриду она показалась еще красивее, чем в своем серебряном платье — эта Мария была куда как больше похожа на обычного человека, чем на мифическое существо, и оттого казалась более осязаемой и доступной.

— Как вы себя чувствуете?

Готтфрид прищурился, вглядевшись в ее лицо, но, кажется, подвоха не было: Мария абсолютно искренне интересовалась их — или его — самочувствием.

— Великолепно! — Готтфрид натянул на лицо беспечнейшую из улыбок.

— Хорошо, — ему казалось, что она не поверила. — Хотите кофе с гренками?

При мысли о кофе и гренках у Готтфрида заурчало в животе.

— Увы, прекрасная фройляйн, — пробасил Алоиз, — мы вынуждены отказаться. Опаздываем, — пояснил он.

— Жаль, — Готтфрид не понял, насколько искренне она это сказала. — Вам здесь всегда рады.

— Мы всенепременно вернемся! — покивал Готтфрид, и они почти бегом помчались на выход.

— Дерьмо! — Готтфрид в очередной раз повернул трясущимися руками ключ зажигания — “БМВ” завыла электроприводом угольных стержней, потом раздался глухой треск, и все смолкло.

— Что будем делать? На холостом ходу мы с места не сдвинемся, — Алоиз нахмурился. Он не разбирался в флюквагенах. Он великолепно разбирался в системах радиосвязи, относительно неплохо — в оружии и взрывчатке, но флюквагены ему были совершенно не интересны.

— Погоди, — Готтфрид подергал рычаги, чтобы открыть себе доступ к нутру машины, подхватил из кармана двери тестер и вылез вон.

Проблема обнаружилась быстро. Отошел контакт на одном из высоковольтных проводов, потому и стержни не поднимались и второй контур совершенно не желал запускаться. Готтфрид кое-как зафиксировал провод, отметив, что вечером надо бы заняться проблемой как следует.

— Мы опаздываем, Готтфрид, — покачал головой Алоиз. — У нас три минуты. Ты уверен, что эта колымага заведется?

Вместо ответа Готтфрид снова повернул ключ — привод взвыл, но второй контур все-таки запустился.

— Держись, приятель, — Готтфрид поджал губы и резко рванул вверх и вперед.

Ровно в восемь Готтфрид выпрыгнул из-за штурвала флюквагена на посадочную площадку. Алоиз, пошатываясь, вывалился следом.

— Берг, я смотрю, ты на ногах не стоишь, — Штайнбреннер был тут как тут.

— Укачало, — пробубнил Алоиз, вытирая пот с бледного лба.