— И что же? — во взгляде Алоиза явственно читалось недоверие. Впрочем, с еще большим недоверием он смотрел на тушеную капусту с сосисками. — Малер не взгрел тебя как следует за грязное надругательство над светлым образом члена Партии?
— Не такое уж и грязное, — парировал Готтфрид, с аппетитом уничтожая свою порцию. — Меня спасла прекрасная валькирия.
— Трудхен? — Алоиз расплылся в улыбке. — Эх, и пошто Шванцбреннеру(1) такая прелесть досталась… — он разочарованно уставился на капусту, но все-таки продолжил есть.
— Она самая, — подтвердил Готтфрид. — Но вообще-то у меня для тебя отличная новость, дружище.
Готтфрид многозначительно посмотрел на Алоиза и замолчал, принявшись, наконец, за еду — несмотря на бутерброды от Вальтрауд, он по-прежнему был готов сожрать все запасы провианта, до которых смог бы дотянуться.
— Ну не томи, — пробурчал Алоиз. — Начал говорить — говори уже. А то как служащая Дома Удовольствий, право слово!
— Пошел ты, — обиделся Готтфрид. — Я для тебя старался, а ты тут оскорблениями бросаешься!
— Ну ладно, ладно… — Алоиз выпил в один присест компот. — Я это, еще возьму, тебе прихватить? Все еще сушняк…
— Не, с меня хватит, — покачал головой Готтфрид. — А пока ходить будешь, подумай о том, что в ближайшую неделю будешь работать в моей лаборатории!
— Врешь! — Алоиз аж остановился от неожиданности.
— Не вру, — покачал головой Готтфрид. — Завтра тебя Малер вызовет, все подпишешь.
— А ты дневник уже смотрел? — казалось, Алоиз уже и думать забыл про свою жажду.
— Не-е… — разочарованно протянул Готтфрид. — Не успел совсем. Вот после обеда займусь. А там и ты присоединяйся, когда к нам направят. Малер разрешил на две с половиной недели, но мы же за это время не управимся, правда? — Готтфрид заговорщически подмигнул.
— Ох и устроят тебе взбучку, Веберн, — проворчал Алоиз.
— Ага, — согласился Готтфрид. — Малер так и сказал, мол, если за две с половиной недели не уложимся — под мою ответственность…
— Играешь с огнем, дружище, — покачал головой Алоиз.
— Не хочешь — откажись!
— Ну уж нет! — возмутился Алоиз. — И славу, и хулу делить будем по-братски.
После обеда Готтфрид, воодушевленный поддержкой лучшего друга, почти бегом побежал сначала к Вальтрауд Штайнбреннер — забрать завизированную копию заявления и копию приказа, — а потом в свою лабораторию. Он никогда не сомневался в Алоизе и сам бы ради него охотно пошел и в огонь, и в воду, но в очередной раз получить подтверждение их дружеской верности было приятно.
— Агнета, зайдите ко мне, — бросил он на ходу и скрылся в кабинете, даже не обратив внимания на то, как многозначительно за его спиной переглянулись остальные коллеги.
— Да, херр арбайтсляйтер, — Агнета осторожно прикрыла за собой дверь и вытянулась по струнке.
— Во-первых, мы же договорились, — Готтфрид скривился, — что вы будете звать меня по имени. Во-вторых, садитесь, берите ручку и пишите… Пишите на имя хауптберайхсляйтера Малера рапорт, что с его приказом… — Готтфрид сунул ей под нос приказ. — Номер перепишете отсюда. Что вы ознакомлены. И что инструктаж назначен на завтра.
— Это… — Агнета перечитывала приказ снова и снова, точно не веря своим глазам. — Вы… Я так благодарна вам… — она посмотрела ему прямо в глаза, и Готтфрид враз почувствовал себя значимым и важным.
— Только вот что, Агнета… — Готтфрид сделал предельно серьезное лицо. — Кофе варить по-прежнему вам. Иначе, я боюсь, Айзенбаум меня попросту отравит, и на мое место вам прикомандируют кого-нибудь еще.
— Как скажете… Готтфрид! — Агнета принялась выводить на белой бумаге аккуратные крупные буквы — Готтфрид даже удивился, что люди вообще умеют так красиво писать.
То, что Готтфрид предположил о реакции Айзенбаума на распоряжение, кажется, не отражало и десятой доли его впечатлений. Если бы Айзенбаум мог убивать взглядом, то на полу уже лежал бы хладный Готтфридов труп.
— А если я не напишу рапорт? — осведомился Айзенбаум, поправляя узел галстука, и сощурил льдистые глаза.
— Тогда вы отправитесь его писать к хауптберайхсляйтеру Малеру, — с напускным равнодушием Готтфрид пожал плечами.
— Арбайтсляйтер Веберн, — Айзенбаум процедил это так, точно грязнее ругательства на этом свете еще не придумали. — Я не согласен с вашим решением. И, пожалуй, я и правда навещу хауптберайхсляйтера Малера лично.
Готтфрид смотрел в широкую спину уходящего Айзенбаума и чувствовал, как его уверенность лопается, точно мыльный пузырь. Малер, на его взгляд, как-то чересчур легко согласился с его доводами. Что, если он сейчас так же легко согласится и с доводами Айзенбаума? Конечно, спорить с Готтфридом тот не стал, и Готтфрид понимал: Айзенбаум не станет метать бисера перед свиньей. А в том, что его считали свиньей, Готтфрид не сомневался.