Они вошли в просторную палату. Там в огороженных прозрачных отсеках лежали “образцы”. Обнаженные, с подсоединенными к ним проводами и приборами. Некоторые спали, некоторые бодрствовали. В самом ближнем к Готтфриду боксу лежало нечто, что очень живо напомнило ему тварь, бросившуюся к стеклу флюквагена. Такие же подернутые белесой пленкой глаза, кожа, местами обнажающая мышцы и сухожилия, провал рта, обвисшие изъязвленные груди… Это существо было меньше того, не с такими широкими плечами и небольшими стопами. Похоже, это была женщина, хотя половые органы ее — или его? — больше напоминали то ли маленький недоразвитый пенис, то ли чудовищно гипертрофированный клитор.
Готтфрид скривился.
— Посмотрите еще на этих, — “орел” указал на еще три бокса.
В соседнем лежало такое же слепое существо, но значительно массивнее. У него тоже были женские груди и нечто непонятное между ног, хотя отвратительный сморщенный мешочек кожи несколько больше напоминал мошонку, чем у предыдущего существа.
В двух других располагались явно зрячие индивиды. У них было куда понятнее, кто какого пола, хотя некоторые промежуточные черты все-таки имелись. Готтфрид обратил внимание, что эти были более ширококостными, а на их руках и ногах находились браслеты, от которых тянулись толстые синтетические веревки. Они смотрели на появившихся Готтфрида и “орла” так, словно были готовы растерзать их голыми руками при первой же возможности. И Готтфрид не сомневался, что это бы им удалось.
— Что вы здесь изучаете? — он повернулся к “орлу”.
— Это партийная тайна, — сверкнул очками тот. — Но вам, как физику, должно быть интересно. Это последствия заражения. Как правило, в препубертатный период. Это значительно влияет на секрецию кортикостероидов и выводит из равновесия гипоталамо-гипофизарную систему. Поэтому к фазе гонадархе, или полового созревания…
— Из-за гормонального дисбаланса они приобретают черты противоположного пола?
— Видите, вы и сами все поняли, — усмехнулся “орел”. — Это называется ложным гермафродитизмом. У многих также присутствуют нарушения полоролевого поведения.
— Немудрено, — пробормотал Готтфрид, рассматривая подопытных.
— Но не всегда это напрямую коррелирует со выраженностью переходных черт. Так, например, наиболее сильные нарушения полоролевого поведения были замечены у тех женщин, у которых вирилизация оказалась наименее значительной.
— Что такое вирилизация? — Готтфрид потерялся в новой информации.
— Приобретение мужских черт под воздействием андрогенов. Андрогены — это мужские гормоны, — пояснил “орел”.
— Вы ищете способ излечения этого?
— Вирилизация необратима.
— А что у мужских… э-э-э… особей?..
— Их в нашей выборке меньше, — развел руками “орел”. — Во-первых, при сильной феминизации они чаще умирают. Во-вторых, у нас в принципе меньше образцов мужского пола. Из тех, кого не слишком коснулась феминизация, много слишком агрессивных особей. Это затрудняет отлов.
— Отлов? — Готтфрид не поверил ушам. Выходит, этих тварей специально вылавливали снизу и отправляли в такие вот подразделения?
— Изначально большую их часть нам поставляли из трудовых лагерей, — пояснил биолог. — Но после того, как провели очистку территорий, залили повсюду железобетон, оттуда стало поступать меньше таких индивидов.
— А антирадин?
— Он не способен полностью справиться с такими изменениями. Мы сейчас выясняем, можно ли получить потомство от таких существ и что произойдет с его генетикой. Но вас это уже не касается.
Готтфрид окинул взглядом бокс. На языке вертелся вопрос об интеллекте этих существ, но задавать его он не решился.
— Вы говорили о какой-то помощи…
— Да-да, — кивнул “орел”. — Пойдемте…
В дальнем боксе на боку, свернувшись клубком на койке, лежало такое же существо, только с огромным животом. Судя по всему, существо спало.
— Проходите, — “орел” провел картой по считывателю, и прозрачная дверь отъехала в сторону. — Не бойтесь, она под седацией. Иначе бы невозможно было проводить манипуляции. Знаете, эти существа очень сильны. Сильнее людей, — он кивнул на существо.
Если бы у существа были ресницы, они бы дрожали. Полузакрытые глаза с розовым белком и неопределенного цвета радужкой вяло следили за передвижениями Готтфрида. Тому стало не по себе. Тонкие изъязвленные руки комкали простыню, деформированная грудная клетка вздрагивала при каждом вдохе, а натянутая на огромном животе кожа казалось, вот-вот лопнет, а в некоторых местах она уже была словно надорвана, и из этих разрывов сочилось нечто, похожее на желтоватый гной.
— Приподнимите ее и переверните на спину, — скомандовал биолог. — Только осторожно. В прошлый раз один умник ее уронил, и мы боялись…
Готтфрид, с трудом преодолевая отвращение, подхватил существо со спины под плечи и под колени и осторожно перевернул. Он уже убирал руки, как костлявая кисть мертвой хваткой вцепилась в рукав его защитного костюма. Существо захрипело и раскрыло глаза.
— Спокойно, — “орел” упреждающе выставил вперед руку, чтобы Готтфрид не вздумал отшатнуться, но тот стоял на ногах на удивление твердо.