— Ты первый партиец, который оказался в моей постели, — доверительно сообщила она ему, прищурившись от удовольствия. — Пожалуй, вы и правда похожи на людей.
— Чем же? — Готтфрид приподнял бровь.
— Сложно сказать, — она облизала яркие безо всякой помады губы. — Но что-то человеческое же вам не чуждо, правда?
Она положила ладонь на резко обозначившуюся выпуклость на его штанах и слегка сжала. Готтфрид шумно выдохнул и пожалел, что бросил в багажник флюквагена только сменную рубашку, но не сменное белье. А потом резко почувствовал себя совершенно бестолковым — еще ничего толком не началось, а он…
— Я же права? — Мария нависла над ним; ее волосы ниспадали на его лицо, и Готтфрид улыбнулся.
— Щекотно, — признался он.
— Хочешь еще вина? — она откинула волосы в сторону.
— Хочу, — Готтфрид ухватился за передышку, как за спасительную соломинку.
— А я хочу тебя, — прошептала Мария ему в самое ухо.
Они даже не выключили свет, и теперь их тени ритмично ползали по стенам, причудливо изгибаясь в углу. Мария хваталась то за резную спинку кровати, то за плечи Готтфрида, оставляла на нем ногтями красные полосы, выгибала спину, судорожно ловила ртом воздух и, кусая зацелованные губы, рвано стонала. Готтфрид смотрел и не мог насмотреться на ее лицо, а потом вжимался в нее сильнее, ловил губами губы, сжимал в объятиях и двигался все быстрее и быстрее. Она подавалась ему навстречу, раскрывалась, а потом и вовсе обхватила его стройными ногами, точно хотела оставить в себе, чем глубже, тем лучше. У него кружилась голова, в ушах шумело, тяжесть в паху стала вовсе невыносимой, и он резко дернулся наружу, но Мария не выпустила его, удерживая сильными ногами и прочерчивая на спине новые полосы — восемь длинных красных следов.
Готтфрид обессиленно упал прямо на нее, слегка сдвигаясь, чтобы накрыть ладонью грудь.
— Ты это зря, — горько проговорил он ей на ухо, слегка сжимая ладонь. — Я про презервативы-то забыл.
— Не бери в голову, — прошептала Мария. — Я обо всем позаботилась.
— Ты ждала меня? — он посмотрел ей прямо в глаза.
— Я еще вчера ждала тебя, — она обвила руками его шею. — Но ты ускользнул.
— Я приеду еще! — горячо пообещал Готтфрид.
— Да уж я надеюсь, — она оттолкнула его, и он распластался на постели рядом, глядя в потолок. — Что ты делаешь завтра?
Готтфрид скривился. Одно воспоминание о том, что за наказание ему назначила родная Партия, вызывало скрежет зубовный.
— Мне в Центр к восьми утра.
— Как жаль, — Мария поджала алые губы. — А я надеялась на совместное утро.
— Послезавтра? — Готтфрид приподнялся на локте и запустил ладонь ей в волосы.
— Ты обещал, Готтфрид Веберн, — засмеялась она. — А пока у нас есть еще немного времени.
========== Глава 7 ==========
Готтфрид меланхолично вытирал белый кафельный пол и стены в реанимационно-экспериментальном боксе. Только что там умер экспериментальный образец. Готтфрид не знал, как, что и почему — никто не спешил докладывать ему о таких вещах. Он и образца-то этого в глаза не видел.
Одетый в светло-серый лабораторный защитный костюм и перчатки, он приводил помещение в надлежащий вид, но все мысли его были далеко, внизу, в комнатушке Марии. Она провела с ним целую ночь, обессиленная, спала на его плече, а наутро не то что не вытолкала взашей, а разбудила горячими поцелуями и даже принесла кофе в постель. И она ждала его снова вечером, и уж это точно скрашивало наипоганейшее чувство от того, что он теперь был вынужден заниматься совершенно неквалифицированной грязной работой в этом бесстыдно белом боксе.
Закончив с кафелем, Готтфрид слил воду из ведра, выбросил перчатки в утилизатор и направился за новым заданием.
— Вы же Готтфрид Веберн, ученый… Верно? — появившийся куратор-биолог смерил его взглядом серых цепких глаз, спустив очки на кончик носа. Готтфриду он отчего-то напомнил орла.
— Так точно, — выдохнул Готтфрид.
— Не знаю, за что вас там на партсобрании так песочили, — процедил “орел”, — как по мне, так медиков всех поголовно можно хоть за пьянство, хоть за нарушение ТБ поперенаказывать. Надо бы заняться, пусть утки выносят… Так о чем же, собственно, я… Ах, да. Пойдемте. Вам будет интересно. Заодно и мне подсобите.
Он повел его длинными залитыми светом коридорами. Готтфрид даже подумал было, что, должно быть, в это подразделении специально такие запутанные лабиринты: чужак легко потеряется в них, а потом поминай как звали. Может, именно так и набирали “образцы”? Он едва не рассмеялся такой абсурдной мысли. Было совершенно точно известно — на образцы пускали либо “скелетов”, либо преступников и врагов Империи. Готтфрид вспомнил притворное удивление Марии тому, что партийцы похожи на людей. Интересно, считалось ли это крамолой? Или она имела в виду, что партийцы, должно быть, сверхлюди? Он отметил для себя, что при случае стоит об этом спросить у самой Марии. Впрочем, не факт, что она ответит ему правду.
“Орел” остановился резко и молча оглянулся на Готтфрида. Молча выдал ему перчатки, натянул вторую пару сам и открыл дверь, жестом показывая следовать за ним.