XX век Лины Прокофьевой

РАССКАЗ СЕРГЕЯ СВЯТОСЛАВОВИЧА ПРОКОФЬЕВА 8 ноября 2004 (в квартире Святослава в его присутствии):

– Я могу сказать, что мои самые яркие детские воспоминания, хотя в них, может быть, смешались и многие другие элементы – связаны с посещением Большого Театра. Я и с родителями ходил туда, но Ава – я называю её так в отличие от моего кузена, который зовёт её «Авия»[96] – особенно часто брала меня с собой. И я помню, что был как-то раз на одном спектакле в Большом Театре, почему-то мне кажется, что это был «Игрок». Обычно ей предлагали места в директорской ложе справа от сцены, где плохо слышно – там же сидят все контрабасы и духовые самые тяжёлые – а в этот раз получилось так, что та ложа была занята. Её пригласили в центральную ложу[97], которая находится по оси зала, прямо напротив сцены. Мне не досталось места. Все ряды были заняты. И тогда мне принесли стул из фойе и поставили его ровно посередине центральной ложи. Это был уникальный случай, я был жутко горд. Само по себе уже было примечательно. А после спектакля она всегда совершала традиционный поход за кулисы, который назывался «жать руку», приветствовать исполнителей. И это тоже мне очень нравилось. Я не знаю, может быть, в те детские годы такие экстраординарные подробности для меня были более интересны, чем само представление: кто же в возрасте семи-восьми лет после аншлагового спектакля мог оказаться тут же за кулисами, среди всех тех артистов, которые только что… причём самое интересное – да, почему это был «Игрок»… Потому что я помню, что по всей сцене были разбросаны фальшивые банкноты, присутствовашие там во время спектакля. И конечно, производило впечатление, что Ава со всеми была знакома, хохот, смех, радость такая. А я смотрел на этих актёров в гротескном их гриме, потных, усталых, измождённых, из зала-то они нормально выглядят, а вблизи – какой ужас. Такой гротескный грим. Это было для меня сильное впечатление.

Мы не раз, конечно, ходили. Вот обратите внимание на фотографию, которая за вами.[98]. Там внизу она с двумя сыновьями, а выше точно такая с двумя внуками. Но, правда, я не помню, чтобы мы ходили втроём.

Конечно, я очень любил ездить к ней. Правда, не следует тут забывать роль родителей. Поезжай, навести бабушку. Сейчас это всё мне понятно со своими дочками. По дороге к ней в гости на Кутузовский, я ещё проходил мимо булочной, там были калачи. И я всегда успевал купить горячий. И вот я приходил к ней в эту крошечную квартирку, то ли музей, то ли пещеру Али-Бабы, – для меня что-то невероятное – количество фотографий, книг, пластинок, картины, записки, журналы. Это было нигде не видано и всё страшно интересно.

Не всё там было связано с Сергеем Сергеевичем, но в первую голову, если приезжал какой-то пианист и играл его произведения, то, конечно, она непременно ставила его пластинки. А картины эти там висели[99]. Пластинки там и другие бывали, которые у неё оказывались. Кроме всего прочего, она всегда очень любила доставить удовольствие друзьям и в особенности иностранным, – у неё всегда были приготовлены сувениры, чтобы никто не ушёл с пустыми руками, – всегда присутствовало множество всяких мелочей.

Потом я ещё помню, мы как-то ездили гулять в Сокольники. Вместе с Олегом или вдвоём. Помню выезд: папа, Олег и два их сына. Это я как-то очень хорошо помню. Такая мужская поездка. Отправились в Сокольники или, может быть, в Измайлово. Есть фотография. Лина Ивановна в середине шестидесятых ездила со мной погулять. А та поездка, «мужская» – её не так-то просто забыть, потому что вы с Олегом[100] издевались над нами, засаживали в какие-то немыслимые аттракционы дурацкие. Помню эти лица, которые смотрели на своих несчастных детей.

Когда мы жили вместе на улице Чкалова, там было так тесно. Там мы жили так: папа, мама и я в одной комнате, а в другой – Ава и Олег. Помню, что в это время в этой комнате были тёмно-синие стены, такой ультрамарин. И кровать парижскую помню с сундуком, который открывался и был неким таинственным вместилищем. И утренний запах кофе со сгоревшими тостами. Этот запах сгоревших тостов постоянно встречал меня и на Кутузовском. По комнате плывёт синий дым, пахнет кофе и тостами.

Ещё помню жизнь на Николиной Горе уже после ремонта, который Ава провела, и летом вечерком она каждый вечер обязательно куда-то отправлялась. Это был семидесятый год. Я как раз кончил школу, сдал экзамены в институт.