XX век: проработка прошлого. Практики переходного правосудия и политика памяти в бывших диктатурах. Германия, Россия, страны Центральной и Восточной

Начиная с 1980‐х годов немецкие школы стали открывать свои двери для свидетелей нацистской эпохи, широко используя формат личных встреч переживших преследования в Третьем рейхе со школьниками. Устная история, или передача личных переживаний и воспоминаний современников о событиях прошлого, стала общепринятым методом изучения современной истории[185]. Постепенно фигура свидетеля, пережившего Холокост, становилась не только важным объектом исследований, но одной из ключевых символических фигур в публичной сфере.

Другая символическая фигура — фигура исполнителя преступлений, палача — также медленно, но верно обретала общественную значимость. Большое влияние на развитие этого дискурса оказали судебные разбирательства над нацистскими преступниками, особенно громкие процессы — иерусалимский суд 1961 года над оберштурмбаннфюрером СС Адольфом Эйхманом, руководившим организацией транспортировки евреев в концлагеря, и Франкфуртский процесс середины 1960‐х годов.

До конца 1950‐х — начала 1960‐х годов (то есть до начала процесса над Эйхманом в Иерусалиме) немецкое общество мало интересовалось проблемами нацистского прошлого и в большинстве своем не поддерживало продолжение судебных разбирательств. Чтобы выявить динамику общественных настроений, социологи из Института изучения общественного мнения в Алленсбахе трижды (в августе 1958, октябре 1963 и январе 1965 года) спрашивали респондентов о том, следует ли судить лиц, совершивших преступления до или во время войны. Абсолютное большинство опрошенных (по 54% в 1958 и 1963 годах, 52% в 1965 году) согласились со следующей точкой зрения: «Я чувствую, что мы должны прекратить судить людей за преступления, которые они совершили много лет назад. Было бы неплохо раз и навсегда подвести черту под прошлым». И лишь около трети респондентов (по 34% в 1958 и 1963 годах, 38% в 1965‐м) согласились с утверждением: «Если выяснится, что человек совершил преступление давно, полагаю, он все равно должен понести наказание за это сегодня. Я не понимаю, почему тот, кто пытал или убивал других, должен оставаться безнаказанным». Еще около 10% опрошенных не смогли определиться с ответом[186].

В книге «Банальность зла: Эйхман в Иерусалиме», опубликованной в 1963 году, Ханна Арендт (1906–1975) отмечала, что «прошлое не очень-то заботит народ, который не имеет ничего против присутствия в стране убийц, поскольку все эти убийцы совершали преступления не по своей собственной воле»[187]. Нацистские преступники действительно находили в Германии большое «понимание», не попадая в руки правосудия или получая в немецких судах ничтожно малые сроки. Однако в начале 1960‐х годов под влиянием мирового общественного мнения, активизировавшегося в ходе процесса над Эйхманом, немецким политикам пришлось продемонстрировать, словами Арендт, «беспрецедентное рвение в розыске и наказании живущих в стране нацистских преступников»[188]. Как уточняла Арендт, было подсчитано, например, что из 11,5 тыс. судей ФРГ 5 тыс. носили судейские мантии и при гитлеровском режиме. Администрация Аденауэра была вынуждена провести хотя бы частичную чистку юридического аппарата, уволив из судебной системы более 140 наиболее запятнанных судей, полицейских чинов и прокуроров (включая главного прокурора Верховного федерального суда Вольфганга Иммервара Франкеля)[189].

Присутствовавшая на суде над Эйхманом в качестве корреспондента журнала New Yorker Арендт так описывала активизацию западногерманской системы правосудия в отношении ряда нацистских преступников:

Спустя семь месяцев после доставки Эйхмана в Иерусалим — и за четыре месяца до начала процесса — наконец-то был арестован Рихард Баер, сменивший Рудольфа Гесса на посту коменданта Освенцима. Вскоре после этого были арестованы члены так называемой команды Эйхмана: Франц Новак, теперь он жил в Австрии и работал печатником; доктор Отто Хунше — практикующий адвокат, проживал в Западной Германии; Герман Крумей — ныне скромный аптекарь; Густав Рихтер — бывший «советник по делам евреев» в Румынии; доктор Гюнтер Цопф, занимавший аналогичный пост в Амстердаме. Несмотря на то что данные об их преступлениях и показания жертв задолго до этого были опубликованы в изданных в Германии книгах и журналах, они не побеспокоились даже о смене имени.

Впервые после окончания войны в немецких газетах публиковались отчеты о судах над нацистскими преступниками, обвиненными в массовых убийствах (после мая 1960 года, когда захватили Эйхмана, рассматривались только дела об убийствах первой степени, по всем остальным преступлениям срок давности истек, а срок давности по убийствам составляет двадцать лет). Однако нежелание местных судов заниматься этими вопросами выразилось в фантастически мягких приговорах.