Читаем З часів неволі. Сосновка-7 полностью

Примітка: Уже в концтаборі, завдяки розповідям членів Українського національного комітету (УНК), чимало з яких сиділо з членами групи Аксельрода, у мене вимальовувалася така картина: Аксельрод і ще кілька десятків людей розгорнули мережу нелегальних цехів біля державних фабрик і під їхнім прикриттям. Вони не були приватні, але діяли окремішньо — робота в них була організована добре, продуктивність праці постійно зростала, зарплата робітників у два-три рази перевищувала зарплату на державних підприємствах. Мережа нелегальних цехів швидко зростала. Керівники отримували фантастичні гроші і жили по-королівськи. З кількох десятків арештованих судили 18 осіб. П’ятьох, у тому числі й Аксельрода, стратили. А Хаїм Беркович, як виглядало, — це “квочка” з Дрогобицького карного табору, яку Львівський КДБ використовував уже не раз і супроти українських націоналістів. Родом він нібито з Харкова. Наглядачі ніколи не називали його інакше як “Беркович”, тож невідомо, чи ще його прізвище, чи це по батькові, чи якесь псевдо?


Наступного дня у вранішньому обході камер брав участь начальник слідчої в’язниці, я звернувся до нього:

— Громадянине начальнику в’язниці! Ви держите мене, засудженого, зі звинуваченим Аксельродом, який не є засудженим. Це порушення закону. Ви не маєте права тримати в одній камері засуджених із не засудженими, тому я вимагаю перевести мене з цієї камери або інакшим способом нас розвести. По-друге, навіщо ви тримаєте мене в слідчій в’язниці? Яка причина? Прошу відправити мене звідси.

— Поспішаєте в зону? Ще насидитесь! А щодо того, з ким в одній камері вам бути, то ми знаємо краще. І не вчіть нас радянських законів. Подивись, — обернувся він до наглядачів, — зрадник батьківщини, злочинець хоче вчити нас законности — зверхньо і злостиво відповів начальник.

За кілька днів мене перевели до одиночної камери. Черговий офіцер сказав, що, мабуть, скоро відправлять на етап.

— Хотів би побачитися з дружиною перед від’їздом, — звернувся до офіцера. — Та й речі ж деякі потрібно взяти в дорогу. Як це зробити?

— Про побачення напишіть заяву начальнику тюрми, — порадив черговий офіцер. — І окремо напишіть дружині список речей, які ви хочете взяти. Ми передамо записку вашій дружині і те, що можна, дозволимо.

Останній ковток львівського повітря

Нижній край невеликого камерного вікна, сантиметрів 50 на 60, починався над моєю головою. Мабуть, ще з літа воно було прочинене, і через отвір проходив струмінь холодного повітря. Цікаво, куди виходить це вікно? Я підійшов до дверей, тихенько приклав вухо до дверної бляхи червоного кольору. Прислухався. Вловив тихі кроки наглядача. Ось він пішов у другий кінець коридору. Я вхопив табуретку, поставив біля стіни, став на неї й потягнувся до вікна. Крізь матове скло важко було розрізняти контури дерев, дахів. Спробував більше прочинити вікно. Рама трохи відхилилася. Сіпнув дужче — не йде. Доведеться дивитися крізь бійницю військового доту чи старовинної фортеці. Праворуч — гілка височенного дерева. Що це: осика, тополя? А може, в’яз? Листя починає жовтіти. Навпроти нічого не видно. Мабуть, тут вулиця. Далі — прямовисний дах з червоної черепиці. Людських голосів не чути. Лишень слабенько долинає невиразний гул. Враз цей ледь чутний гул, ніби лезом, пронизує гострий свист автомобільних гальм…

Раптом — стук у двері. Озирнувся. У прозурці — око наглядача:

— Що ви там робите? Ану злізайте негайно!

— Хотів причинити вікно, бо в камері холодно, — я зістрибнув додолу.

— Треба було сказати черговому. Самому лазити до вікна заборонено, — гримнув черговий.

Я промовчав. Наглядач зачинив заслінку прозурки й пішов коридором геть.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Айвазовский
Айвазовский

Иван Константинович Айвазовский — всемирно известный маринист, представитель «золотого века» отечественной культуры, один из немногих художников России, снискавший громкую мировую славу. Автор около шести тысяч произведений, участник более ста двадцати выставок, кавалер многих российских и иностранных орденов, он находил время и для обширной общественной, просветительской, благотворительной деятельности. Путешествия по странам Западной Европы, поездки в Турцию и на Кавказ стали важными вехами его творческого пути, но все же вдохновение он черпал прежде всего в родной Феодосии. Творческие замыслы, вдохновение, душевный отдых и стремление к новым свершениям даровало ему Черное море, которому он посвятил свой талант. Две стихии — морская и живописная — воспринимались им нераздельно, как неизменный исток творчества, сопутствовали его жизненному пути, его разочарованиям и успехам, бурям и штилям, сопровождая стремление истинного художника — служить Искусству и Отечеству.

Екатерина Александровна Скоробогачева , Екатерина Скоробогачева , Лев Арнольдович Вагнер , Надежда Семеновна Григорович , Юлия Игоревна Андреева

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Документальное
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное