Читаем З часів неволі. Сосновка-7 полностью

— Називай нас на людях чи між своїми повстанцями чорницями. За нами влада також слідкує. Не бажано, щоб вона знала, що ти тут був.

— Я встав, підійшов і поцілував спочатку пророчицю, потім її помічницю, попрощався й вийшов. Виходив з цієї бідної селянської хати під солом’яним дахом, як з якогось святилища, з якогось осерддя Святого Духу і держителя всіх людських і національних доль. Вона підняла мою душу на висоту того історичного національного оптимізму, який будь-які труднощі боротьби чи побуту робить дрібними й не вартими того, щоб журитися і сумувати.

— Левку, друже, не знаю, як вам, але для мене всі роки ув’язнення з собаками-ментами, ніщимною бурдою, смердючою тюлькою та глевким кислим хлібом — дрібниці, коли я знаю, що кожен день Господь наближає Україну до дня її свободи. До дня її свободи! Чуєте, свободи! І ніхто — ні ці менти, ні зрадники і відступники, і ніхто інший в світі — не спроможний загальмувати господній рух України до волі.

Я так люблю, я так несамовито глибоко люблю мою неньку-Україну і, бачу, яку щасливу долю їй Господь накреслив, стаю на коліна й щиро, палко дякую йому. Немає в світі нічого світлішого, як помолитися Богові й подякувати за прихильність до України, за велику світову місію, до якої тепер готує її. Я молюся і прошу Бога розширити мою душу, щоб міг більше вмістити своєї вдячности йому за його безмежну доброту до України та її синів. І переростає в душі Бог і Україна в одну єдину світлу душевну господню сутність великої радости і щастя, такого блаженного наповнення сенсу земного небуденного, просвітленого буття.

— Як же черниці вам допомагали?

— Одного разу наша боївка переходила в сусідній район на допомогу їхній кущовій боївці. По дорозі я трохи звернув убік і прийшов до черниці. Вона сказала, що на тій дорозі, якою я збирався йти, на нас чекає червона засідка і того мені треба її обійти. І сказала, кудою краще. Я зробив, як вона радила. І справді уник пастки. Але подумав, що, може, це випадково. І незабаром організував перевірку. Сказав ройовому одягнути рій в радянську уніформу, оточити хату, як роблять москалі, і з російською мовою ввірватися у двір і скомандувати, хай із хати негайно виходять на подвір’я. А сам ішов назирці услід. Ввірвався рій у хату, а вона й каже спокійно: “Жартуєте. Ви Іванові хлопці, а не москалі. І гукніть Івана, який за рогом причаївся”.

— Хлопці розсміялися. Покликали мене і я попросив у неї пробачення.

— Не вірив мені,каже, — і скрушно похитала головою.

— Тепер вірю, — відповів. — І повірив всьому, що ви досі мені казали.

До 1952 року вона багато разів підказувала, як уникнути небезпеки і кудою слід іти. Кілька разів буквально врятувала від смерти. 1952 року їх переселили до міста. Зв’язок з ними ускладнився. У тому ж 1952 році я потрапив до пастки, з якої не міг вирватися: вони пронюхали місце нашого постою, і підсочили, як одна молодиця несла нам їжу. Не взяли її, але потихесеньку на чималій відстані з собакою йшли по її сліду. Молодиця запідозрила недобре, але було вже пізно — була дуже близько до нас. І нас оточили щільним кільцем. Зрозумівши, що ми оточені, пішли на прорив кільця. Мене поранило в ногу, я відстрілювався, а потім знепритомнів від втрати крови і отямився вже в камері. Зі слідства довідався, що з двадцяти семи повстанців боївки в бою загинуло тринадцять, попалося їм в руки троє поранених. Один помер при транспортуванні до тюрми, а мене і другого вилікували. Другий був східняк Калиниченко із Запорізької области. Мав псевдо Калина. Вони повезли його в запорізьке село, щоб показати колгоспникам і їх налякати. По дорозі перед селом він попросився убік під кущ “до вітру”. Вони зняли наручні кайдани, щоб міг спустити штани і оточили. Він кинувся на одного офіцера, щоб вирвати пістоль, але другий його тут же застрілив. Так виглядає ця ситуація з розповідей чекістів та документа про розстріл при спробі втечі.

Як було насправді, важко сказати. Може, він навмисно погодився їхати в рідне село, щоб покласти свої кості на батьківські могилки, і став тікати навмисно, щоб застрілили. А, може, вони його просто застрілили і потім оформили актом про втечу. Бозна. У всякому разі москалі повстанців-східняків ненавиділи лютою ненавистю, значно більше від нас, західняків, і розправлялися най-жорстокіше. А шкода. Був сміливий кмітливий воїн — царство йому небесне!

А мене не розстріляли, бо ж з того, що монахиня сказала, я мав жити. Я не міг загинути, бо ж після арешту й припинення війни починалося те, що монахиня назвала словом “потім”. Це “потім” — життя, а не смерть, бо ж заповнене.

— Йване, дорогий побратиме, дякую вам за розповідь. Своєю чистою любов’ю до рідної землі ви наповнили моє серце вірою, любов’ю і радістю, бо радію, коли зустрічаю людей, які не тільки боролися в минулому, а й мають дух продовжувати боротьбу за великий ідеял національної свободи.

— Нічого, Левку, я такий є.

Вже було пора розходитися по бараках. Я простягнув Іванові руку на прощання. Іван узяв її своєю більшою і дужчою рукою. Потягнулися один до одного. Поцілувалися.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Айвазовский
Айвазовский

Иван Константинович Айвазовский — всемирно известный маринист, представитель «золотого века» отечественной культуры, один из немногих художников России, снискавший громкую мировую славу. Автор около шести тысяч произведений, участник более ста двадцати выставок, кавалер многих российских и иностранных орденов, он находил время и для обширной общественной, просветительской, благотворительной деятельности. Путешествия по странам Западной Европы, поездки в Турцию и на Кавказ стали важными вехами его творческого пути, но все же вдохновение он черпал прежде всего в родной Феодосии. Творческие замыслы, вдохновение, душевный отдых и стремление к новым свершениям даровало ему Черное море, которому он посвятил свой талант. Две стихии — морская и живописная — воспринимались им нераздельно, как неизменный исток творчества, сопутствовали его жизненному пути, его разочарованиям и успехам, бурям и штилям, сопровождая стремление истинного художника — служить Искусству и Отечеству.

Екатерина Александровна Скоробогачева , Екатерина Скоробогачева , Лев Арнольдович Вагнер , Надежда Семеновна Григорович , Юлия Игоревна Андреева

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Документальное
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное