Читаем З часів неволі. Сосновка-7 полностью

Вони знали, що вранці все буде виявлене і їх судитимуть. З іншого боку, психологічно не були готові повертатися. Вся їхня енергія спрямована вперед. Вони розділилися на три групи по двоє й пішли врізнобіч. Мороз безжально стискав. Літній цивільний одяг і черевики зовсім не захищали тіло й ноги, а треба було йти по коліна в снігу. А мороз все дужчав. Одна двійка, побачивши крізь ранні сутінки світло в одній із хат, попрямувала туди. Постукали і попросилися погрітися. Мордвин відчинив двері й запросив до хати. Глянувши при світлі на одяг і взуття людей, він відразу здогадався, хто вони є. Вийшов ніби до хліва по дрова. Повернувся хвилин за десять з оберемком рубанців соснових дров, кинув перед піччю і сів на стару табуретку біля столу.

— Маріє, вилазь з-під ковдри й розпалюй в печі, — мовив сухо до дружини. — Людям треба нагрітися. Бачиш, в якому вони легкому одязі.

І звернувся до втікачів:

— Звідки ж ви тут? Що за біда вас привела сюди?

Втікачі заповзялися плести небилиці, що вони, мовляв, їхали сюди на побачення до своїх ув’язнених родичів, але їх по дорозі пограбували, і вони відстали від поїзда й заблудилися. Старий мордвин удавав, що їх уважно слухає, а насправді прислухався, коли надійдуть менти, бо ж повідомив їм без жодних зволікань.

Втікачі все ще ляскали зубами від холоду, коли хату оточили солдати. А до хати заскочили три менти з пістолетами напоготові.

— Руки догори, обличчям до стіни впритул, руш. Руки за спину! — скомандував офіцер. Два інші менти миттю накинули кайдани на їхні руки.

— Уперед, в зону, в бур ходом руш! — гаркнув офіцер.

З доповіді мордвина адміністрація концтабору довідалася про втечу, підняла на сполох ментів і солдат і блокували можливі шляхи виходу за межі Сосновки. Упродовж години зловили інші дві пари в’язнів. Далі почався садизм: замість швидко привести в бур, заарештованих кілька годин тримали на лютому морозі, доки вони не повідморожували вуха, руки, ноги. У такому стані привели в бур, через день етапували в село Барашеве в лікарню, де хірург повідрізав відморожені частини тіла: кому пальці на ногах, кому на руках, кому вуха, а одному цілу кисть руки.

На крики обурення в’язнів з такого садизму, менти відповідали коротко: “Не треба тікати. Бач, чим закінчується спроба тікати!”

Довго ще в’язні згадували цю історію як взірець підготовки до втечі і як невдачу, що зумовлена не якоюсь їхньою помилкою, а воістину ударом долі з небес. Бо на другий день після їхнього провалу, знову почалося швидке потепління, яке плавно перейшло в теплу весну. А високий, тонкий як жердка, Форсель почував деяку ніяковість, що не пішов разом зі своїм карельським побратимом, проте всі наочно бачили, що просто йому на небі написана інша доля.

Микита Слюсар

Паросилове господарство (ПСГ) розташовувалося в правому дальньому кутку робочої зони. До нього входила парова електростанція, теплова станція, що обігрівала гарячою водою робочі цехи та наші приміщення, слюсарна майстерня, сушарня. Тут же була ливарня, що виливала з чавуну радіатори водяного опалення та інші прості форми чавунного лиття. Після електростанції, на якій підвозив до котлів вугілля, мене перевели підносити вугілля на теплову станцію. Тут я особливо зблизився з Ярославом Кобилецьким. Потім мене перевели в слюсарну майстерню, де працював під керівництвом Микити Слюсаря з Тернопільщини.

Микита Слюсар виправдовував своє прізвище: був справді талановитим слюсарем. З верхніх обоймів валниць умів робити такі чудові бритви, яких не робив, напевне, ніхто в зоні. Навчив гартувати стальні заготовки і мене. А сам, бувало, так відточить жало бритви, що покладе волосинку з голови на жало, дмухне і волосинка розлітається навпіл!

Слюсарна майстерня двома глухими стінами виходила до кутка колючих огорож з вартовою вежею, а дві інші стіни з вікнами обернені до зони. Через вікна було видно наближення мента, і тому завжди можна було приховати виготовлені бритви, які Слюсар час від часу робив для когось із своїх старих знайомих і, як я здогадувався, для когось із вільнонайманих чи ментів в обмін на цукор чи іншу поживу.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Айвазовский
Айвазовский

Иван Константинович Айвазовский — всемирно известный маринист, представитель «золотого века» отечественной культуры, один из немногих художников России, снискавший громкую мировую славу. Автор около шести тысяч произведений, участник более ста двадцати выставок, кавалер многих российских и иностранных орденов, он находил время и для обширной общественной, просветительской, благотворительной деятельности. Путешествия по странам Западной Европы, поездки в Турцию и на Кавказ стали важными вехами его творческого пути, но все же вдохновение он черпал прежде всего в родной Феодосии. Творческие замыслы, вдохновение, душевный отдых и стремление к новым свершениям даровало ему Черное море, которому он посвятил свой талант. Две стихии — морская и живописная — воспринимались им нераздельно, как неизменный исток творчества, сопутствовали его жизненному пути, его разочарованиям и успехам, бурям и штилям, сопровождая стремление истинного художника — служить Искусству и Отечеству.

Екатерина Александровна Скоробогачева , Екатерина Скоробогачева , Лев Арнольдович Вагнер , Надежда Семеновна Григорович , Юлия Игоревна Андреева

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Документальное
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное