Читаем З часів неволі. Сосновка-7 полностью

— Я сам з Волині, з села Іванівни. У батьків нас було п’ятеро: троє хлопців і двоє дівчат. Батько не брали участі у боротьбі за незалежність у 1917–1920-х роках. Їх і кликали, а вони не пішли. Просто тоді не вистачало національної свідомости, а коли війна скінчилася і настала доба обдумування її змісту і причин поразки, ось тоді батько і зрозуміли, що треба було йти захищати Українську Народну Республіку. У селі з’явився новий священик. Казали, що він був офіцером армії У HP і родом чи то з Донецької чи з Дніпропетровської области. У всякому разі акцент у нього був східняцький. Він дуже добре ставився до прихожан: майже не брав плати за хрещення немовлят та інші ритуали і старався у всьому допомагати селянам. Його полюбили, коли він запропонував перевести церковний приход на автокефалію, то жодна душа не протестувала. У церкві службу Божу він поєднував з патріотичним вихованням: у дні народження Шевченка, Лесі Українки, Франка та інших великих українців у церкві ґрунтовно розповідав про їхнє життя і творчість. Часто доручав комусь із молодих вивчити напам’ять якийсь вірш чи уривок з твору і проілюструвати прикладом його розповідь. Це були чудові уроки патріотичного виховання. Тато після кожної такої служби Божої згадували про сімнадцяті-двадцяті роки, скрутно зітхали й казали: “І чого я тоді не пішов захищати українську державу?!”

А мати, бувало, повторювали своє: “Тебе могли вбити. Ми б не побралися і не було б у нас п’ятірко таких гарних діточок!” “Діточок, — відповідали їй, — завжди є кому робити, а ось захищати рідний край не кожен хоче.”

Таке виховання, зі слів Столяра, зробило дітей патріотами, особливо Дмитра і Степана, вони немовби взяли на себе обов’язок виправити отой батьківський гріх перед Україною. Микола, старший з хлопців, працював на полі. За німців одружився. Назбирали всією родиною грошей і збудували для нього хату. Батько не хотіли пускати його в політику, тож він тримався трохи осторонь цієї теми. Брати Дмитро і Степан ще за німців пішли в УПА. Вони то були в лісі, то додому поверталися. Там брати проходили військовий вишкіл. Часом йшли рейдом кудись далеко і довго не вертали в свій ліс. Микола знав місце їхнього постою. Іноді носив їм щось попоїсти, а частіше розповідав їхньому командирові про обставини в селі. Його теж тягнуло до них і до зброї, але далі дрібних послуг діло не йшло.

В однім бою проти німців десь під Дерманню Степана поранили. Розривна куля понівечила йому бік. Через повстанський зв’язок про це переказали батькові. Микола поїхав лісами, знайшов хату, в якій його таємно тримали, і привіз додому. Власне кажучи, не додому, а в лісову криївку, що була неподалік від села. Знайшли знайомого хірурга, зав’язали йому очі і привезли до однієї надійної хати, куди пререправили і Степана. Хірург щось відрізав, щось промив і почистив, щось пришив і порадив, як доглядати. До господині цієї хати він привіз і молодшу сестру Орисю на допомогу. Тижнів за два у брата все загоїлося і він прийшов додому. Побув трохи та й повернувся знову до своєї сотні.

А Орися, яка спочатку боялася крові, виявилася вельми кмітливою медичною помічницею. Степан розповів це сотникові, і коли десь за місяць одному стрільцеві скалками гранати подзьобало все стегно, він попросив Орисю допомогти. Орися взяла пінцета і якогось гачка для в’язання чи вишивання, пляшку самогонки-перваку, чайник з водою і пішла до пораненого. Стрілець був дуже молодий і непитущий. Вона примусила його випити цілу склянку перваку і закип’ятила воду. Коли самогонний спирт геть чисто розібрав хлопця, поклала його на траву ниць, відмочила присохлу кров та пошарпані штани і повиколупувала всі скалки. П’яний стрілець відчував глухий біль від її колупання в стегні. Стогнав, мляво зойкав, але не кричав. Потім самогонкою промила свіжі рани, устелила їх чистим подорожником, обв’язала і лишила відпочивати.

Днів п’ять доглядала. Стрілець трохи помучився і через тиждень був знову в сотні. Орися відчула в лікуванні повстанців своє покликання. Почала читати якісь медичні книжки, розпитувала в сільських знахарів про лікування. А Микола ще більше любив свою сестру і пишався нею.

Настав 1944 рік. Німецька окупація змінилася московською. Сотня тепер воювала супроти більшовицьких окупантів. Орися далі лікувала поранених.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Айвазовский
Айвазовский

Иван Константинович Айвазовский — всемирно известный маринист, представитель «золотого века» отечественной культуры, один из немногих художников России, снискавший громкую мировую славу. Автор около шести тысяч произведений, участник более ста двадцати выставок, кавалер многих российских и иностранных орденов, он находил время и для обширной общественной, просветительской, благотворительной деятельности. Путешествия по странам Западной Европы, поездки в Турцию и на Кавказ стали важными вехами его творческого пути, но все же вдохновение он черпал прежде всего в родной Феодосии. Творческие замыслы, вдохновение, душевный отдых и стремление к новым свершениям даровало ему Черное море, которому он посвятил свой талант. Две стихии — морская и живописная — воспринимались им нераздельно, как неизменный исток творчества, сопутствовали его жизненному пути, его разочарованиям и успехам, бурям и штилям, сопровождая стремление истинного художника — служить Искусству и Отечеству.

Екатерина Александровна Скоробогачева , Екатерина Скоробогачева , Лев Арнольдович Вагнер , Надежда Семеновна Григорович , Юлия Игоревна Андреева

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Документальное
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное