Ну и вдобавок, как говорили некоторые учителя, — оно полезно. Иначе народ разленится, бдительность потеряет. А так сразу и молодежь бойцовские навыки приобретает, и жильцы постарше форму не теряют. Тренировка. (Кто-то из совсем старых учителей называл ее «криптия», но это слово не прижилось.) А то, что кое-кто пользуется этим обычаем, чтоб счеты между собой свести, — ничего не поделаешь. Издержки процесса. Так говорили учителя, вроде Мироныча, молодые их не шибко понимали, но обычай продолжали соблюдать.
Годные к патрульной службе покидали крепость не каждый день, а в ночной патруль выпадало идти где-то раз в месяц, ну, раз в двадцать дней. Одна бессонная ночь — невелика плата за спокойствие во все прочее время. Когда у младенцев зубки режутся, бабы меньше спят. Так что Ольга не жаловалась. Но и спать не ложилась. Семен — мужик справный, хозяйственный, живут они неплохо. А на язык бывает резок, может и рукам волю дать, потому кой у кого в крепости на него зуб. На самого напасть забоятся, а на семействе отыграться могут. Дозволено обычаем.
Семен это тоже понимал, и все делал, чтоб жена с детьми могли продержаться в случае чего. Дверь укрепил так, что не всякий таран возьмет. На лестнице протянул шнуры с колокольцами — чтоб услышали, если спят. И прочие подготовительные меры принял, прежде чем уйти. Не зря Ольга ценила такого мужа, ох, не зря.
— Шебаршат, — прошептала Маша. — Слышь, Степка, — на лестнице.
— Мыши, — авторитетно отозвался брат. — Если б кто еще, был бы звон.
От мышей и правда спасения не было. Кошек во время чумы повывели, думали, они эту чуму и разносят. А уцелевшие разбежались и одичали. А мышей и крыс черта с два повыведешь, никакая чума им нипочем.
— Говорю тебе, шебаршат…
Ольга готова была цыкнуть на детей — нашли время препираться, но не успела — услышала новый звук, помимо шуршания на лестнице. Скрежет железа. Аристовы переглянулись. Машка угадала — шнуры с колокольцами срезали, чтоб подобраться к двери втихую. Но сейчас не время было торжествовать победу в споре — эти умельцы теперь готовились вскрыть замок. Дверь была тяжелая, но вот если не ломать ее, а вскрыть… а такое можно сделать, только если домашние спят. Правильно сделала Ольга, что глаз не сомкнула.
— А ну отойди от двери! — крикнула она. — Кто сунется, живым не выйдет!
На лестничной площадке ругнулись, звякнула упавшая железка.
— Уткины, — определил Степан. — Всей кодлой пришли.
— А ты, Матвевна, не лайся, — ответили из-за двери. — Мужика твоего нет, ружья у тебя нет, пацан мал еще. Выметайся лучше сама, тогда не тронем никого.
— Ты войди сперва!
Она лихорадочно размышляла, что такого мог не поделить Семен с Петром Уткиным. Вроде всегда все у них мирно было. Баба у него, конечно, стерва еще та, но тоже вроде не ссорились. Дальнейшие размышления прервал удар железа о железо. Такой топор был предназначен для того, чтоб сносить башки мертвякам, но и дверь разнести им тоже можно было. Не сразу, конечно. Семен не зря постарался. Грохот наверняка разбудил соседей по дому, но помощи Ольга ни от кого не ждала. Вмешиваться в такие дела было не принято. В глубине квартиры заплакал Васька.
— Мань, утихомирь малого, — распорядилась Ольга. — Степан, самострел готовь.
— Уже, мам!
Огнестрельного оружия у них и вправду не было, оно в крепости все состояло на учете и выдавалось только патрульным и часовым. А вот все прочее… Умельцы в Многопущенске всегда имелись, а уж теперь, когда от этого зависела жизнь…
К сожалению, это касалось не только семейства Аристовых. Ольга с опозданием поняла, что старший Уткин лупил по двери топором, чтоб отвлечь внимание, лишь когда на лестничной площадке громыхнуло и с потолка посыпалась штукатурка. Степку, который, стоя перед дверью, целился из самострела, отбросило назад.
Мощности самодельной взрывчатки не хватило, чтобы разнести дверь начисто, но теперь она еле-еле держалась на петлях, и Уткин со своим топором мог снести ее запросто.
Ольга подскочила к сыну, убедилась, что тот не ранен, бросила: «ну-ка в сторону», разматывая шаль.
На поясе крепилось полдюжины хлопушек, которые ей оставил Семен. И когда покалеченная дверь с надсадным скрежетом ухнула внутрь, Ольга успела метнуть две гранаты, одну за другой. Если б дом был в том же состоянии, в каком был перед чумой, скорее всего, вылетели бы стекла, и неизвестно, выдержали бы стены. Но стены успели укрепить, а стекол не было давным-давно.
Темноту пронизали яркие вспышки, слишком короткие, чтоб можно было разобрать, было ли прямое попадание. Но следом за взрывом послышался отчаянный вопль, и заполыхало пламя. Даже если Ольга не попала, на ком-то из нападавших загорелась одежда. А по осеннему времени одежды на каждом наворочено много, полыхать будет вовсю.