За белым кречетом

Потом мы опять бредем по болотистой тундре. Солнце давно скрылось, пейзаж потускнел, сильнее завывает ветер. Перед нами появляются короткохвостые поморники — чайки-разбойники. Поднимая черные крылья, они прикидываются беспомощными подранками, но нам не до них. Перебравшись через довольно глубокую протоку с торфянистой черной водой, мы наконец отыскиваем гнездо гусей-гуменников. Самка, пригнув шею, затаилась среди невысоких кустарников и не собирается взлетать, хотя всего в десяти метрах от нее орнитолог начинает устанавливать на треноге робота.

Возится он долго. Проверяет механизм, батарейки. Но вот все готово. Робот начинает съемку, а мы направляемся к лагерю орнитологов. Сыро. Холодно. Я успел основательно замерзнуть, но вскоре начинаю под тяжестью рюкзака согреваться. Идти нелегко. Туман окутывает тундру. Все в серой мгле. Пропали далекие сопки, которые помогали ориентировке. Споря о направлении, куда идти, мы забираемся в густой кустарник, который заставляет нас делать немыслимые петли. Я совсем теряюсь, мне кажется, что Саша идет не туда, куда нужно. К тому же идти становится еще труднее — приходится постоянно продираться сквозь ивняк выше человеческого роста. Иногда, споткнувшись, я долго стою на четвереньках, отдыхая.

К озеру мы все-таки выбрались. Отыскали лодку. Я снял рюкзак и мешком перевалился через борт. Саша стал запускать двигатель, но он не заводился.

Что мы только ни делали — двигатель молчал. Саша клял себя, что взял не ту моторку, оставил в другой лодке инструменты, а я медленно замерзал. Добираться пешком я уже не смог бы. Выложившись, как бегун на последнем отрезке дистанции, я мог только сидеть беспомощно или упасть и лежать.

Вспотев в дороге, теперь я быстро замерзал на холодном ветру в своей синтетической облегченной одежонке. Ветер, казалось, уже добрался до костей. Не хотелось двигаться, все-стало безразличным. И неожиданно подумалось, что я счастливейший из людей! Снял птицу, увидеть которую считал за счастье великий полярный исследователь Фритьоф Нансен. Любовался ею Толль, мечтавший открыть и подарить людям загадочную Землю Санникова. Как самое дорогое, что может быть в жизни, нес за пазухой шкурки розовых чаек, которых тогда еще не знали музеи Нового Света, натуралист с раздавленной льдами американской шхуны «Жанетта» профессор Ньюкомб. И я видел розовую чайку! Птица, которую я снимал, вдруг явилась перед глазами. Сизоватая, с коралловыми лапками, красными ободками вокруг глаз, с отсветом зари на оперении... На фоне тундры очень яркая...

Я открыл глаза и увидел перед собой черный щиток, а на нем — странный тумблер, который никак не должен был бы здесь стоять. «А это что такое?» — спросил я Александра. Тот ударил себя по лбу: «Совсем с этими птицами замотались!» Тумблер установил собственноручно Андреев, чтобы отключать магнето. Достаточно было его щелчка, как двигатель заревел с пол-оборота. Тут уж мы с Сашей и в самом деле почувствовали себя счастливейшими из людей.

Минут через двадцать мы уже были в лагере. Как же хорошо было войти с такой дороги в теплый балок, где жарко горела небольшая печурка! За чаем, отогревшись, я рассказываю о встрече с розовой чайкой, не скрывая удивления, что до сих пор ученые не могут установить, где же эти птицы проводят полярную ночь.

Долгое время предполагали, что чайки проводят зиму в высоких широтах, едва ли не у самого полюса, у незамерзающих полыней «Кольца жизни». Но пока не поступило ни одного сообщения о встрече с чайками в этих широтах. И сам я, проведя немало месяцев в высоких широтах, не встречал там не только розовых чаек, но и каких-либо других птиц. Скажем, даже белых полярных чаек, которые гнездятся на высокоширотных островах. Там птицы появляются лишь с наступлением тепла, в мае, а где проводят зиму, неизвестно.

— Мое мнение: розовая чайка кочует только среди разводий и торосов в восточной части Северного Ледовитого океана и в северной Тихого,— неожиданно поделился со мной своими наблюдениями Андреев.— От различных ученых,— продолжал он,— мне приходилось слышать, что в марте — апреле встречали стаи этих птиц добытчики моржей на полынье неподалеку от Сиреников. Известны случаи, когда розовые чайки залетали в Японию. Как раз в разгар полярной ночи и зимы. Вот я и пришел к выводу, что к весне птицы оказываются в Охотском море. А в конце мая стаи их пересекают горные цепи Колымского нагорья — этому среди орнитологов есть немало свидетелей — и вместе с ледоходом движутся вдоль Колымы и ее притоков к своим гнездовьям, совершая, таким образом, перелет по кольцевому маршруту диаметром около тысячи километров. Это и есть их жизненный цикл.

Андреев еще долго рассказывал мне об образе жизни этой удивительной птицы, но, как я ни старался, справиться с одолевающим сном не мог. Пришлось идти в палатку и забираться в спальный мешок.

В тот же день я распрощался с орнитологами — белый кречет опять манил. Хотелось побыстрее оказаться у его гнезда. Саша взялся подбросить меня на моторке в Походок. Вышел провожать Николаич.