За буйки (сборник)

Я написал эту первую фразу, слетевшую, как и положено, откуда-то ниоткуда и зацепившуюся за кончик моего пера, и «задумался» (то есть «забродил» ощущениями, открыв свое сознание всем ветрам и веяниям).

Прошло какое-то время – ничего не менялось. На чистом листе красовалась только эта первая фраза. О чем писать дальше – неизвестно.

Откуда-то из ниоткуда не поступало никакой информации.

Но фраза, словно начало или конец клубка, не давала покоя. Какая-то богатая, мерцающая клочками смыслов и ощущений фраза. Чертовщина, однако. Пытался приладить ее и так, и этак, однако ситуаций под нее не находилось. Но если эта фраза про дверь была ключом, должна же быть и дверь в события.

Фраза могла быть ключом в чье-то прошлое. Или будущее.

И вот уже несколько красавцев героев примеривали на себя разные легенды. Отчетливо вижу: набриолиненный молодой человек (слащавый брюнет, разумеется) лет тридцати спешит на свидание. Ему жаль, что его модные лакированные туфли слегка припорошила пыль (хотя он аккуратен, переступает, словно кот, с булыжника на булыжник; откуда взялась проклятая пыль южной ночью?). Его ведет эта фраза, призывно ведет куда-то по узким лабиринтам древнего города. Он уже слышит этот волнующий звук тяжелых завесов…

А вот стареющий мачо поворачивает рано поседевшую голову на едва слышное пение массивной двери. Где он? В холле гостиницы?

Возможно.

Тут следует описать его молодые глаза…

А вот юноша, которому женские вздохи чудятся отовсюду. Он вздрогнул и смотрит на приоткрывшуюся дверь: что там? Кто там?

А вот я сам, тоскующий по идеалу. Передо мной чужая дверь с глазком. Меня долго рассматривают. Я переминаюсь с ноги на ногу.

Кончилось тем, что я набрал номер Веры: муж её был в командировке. Заполночь – самое время.

Следующим вечером в моем воображении ни с того ни с сего стал рождаться диалог.

– Как дела?

Я на секунду задумался и, чтобы отвязаться, избрал проверенную тактику:

– Спасибо. По-разному плохо.

– А что случилось?

– Начну, пожалуй, с болезни жены…

– А сами вы здоровы?

– Нет, пожалуй, не совсем. Не совсем… Начну с печени. Видите ли…

Сработало. Я опять один.

Кончилось тем, что я набрал номер Веры.

...

2009

Персонаж

Сразу после 50 я стал чувствовать себя персонажем какой-то истории, возможно, небезынтересной, по-своему увлекательной, у которой, однако, предопределён был нелепый финал.

Я раздвоился, но это раздвоение не носило характера нового способа познания, как это бывало у меня раньше. Я вступал в диалог с самим собой – и всегда, смещая точки зрения, открывал для себя многогранность объекта, что только усиливало мой познавательный аппетит.

На сей раз всё было совсем не так.

Восприятие жизни со стороны стало превалировать над восприятием изнутри. Казалось бы, это я уже проходил. Совмещаем обзор и получаем… что?

Я получал печаль. При желании это можно было считать новым знанием, но откуда оно бралось, если я напрочь лишен был энергии любопытства?

Если это симптом, то симптом чего, хотелось бы знать?

Если фаза жизни, то из чего она родилась и куда продолжается?

Весьма странное ощущение: я живу и одновременно наблюдаю за своей жизнью со стороны.

Началось с того, что я пережил опыт катастрофы (развала семьи): оказалось (к сожалению? к счастью?), всё в жизни можно потерять раз и навсегда, причём легко и просто.

С тех пор ощущение зыбкости, хрупкости, готовности в любой момент собрать пожитки и уйти в никуда – всегда со мной. Отношения людей перестали казаться мне надёжными. Я перестал верить другим – потому что перестал верить себе.

Я утратил вкус к основательности, фундаментальности и незыблемости.

Нет, даже не так, ещё проще. Я перестал бояться одиночества. А ведь боязнь одиночества – основа цивилизации.

Что это: мудрость или обнажившаяся так некстати слабость?