За буйки (сборник)

– Да, конечно. Кстати, ты обращал внимание, каким бывает небо ранним летним утром? До восхода солнца оно расписано прохладной дымчато-голубой акварелью, на которой облака застывают плоскими серо-голубыми гладышами. А закатное небо? Бледно-голубая плоть импрессионистически исполосована багрово-сиреневыми мазками, словно рубцами… Переживешь один такой закат – впечатлений на год. Окна нашей спальни обращены на восток.

Он вышел на улицу. Первым делом поднял голову вверх. Впервые за много лет увидел высокое звездное небо, которое, оказывается, давило на него своей обманчивой колючей невесомостью. Тихо стронулась с места и, спотыкаясь, покатилась вниз, по невидимым ступеням, звездочка. И тут же пропала. Стало грустно. Он поежился и быстро опустил глаза под ноги. Плотно уложенная тротуарная плитка – под линеечку – приятно успокаивала глаз. Каблуки летних туфель с мягким стуком касались шершавой поверхности серых брусков.

Дальше Захар Замухрыго, можно в этом не сомневаться, посвятит всю оставшуюся жизнь тому, чтобы скрыть от себя случившееся сейчас прозрение. Он будет сажать и сажать деревья, поливать их, обмазывать штукатуркой кирпичи, заглядывать в грустные глаза бродячих собак и стараться зачать сына. Бессознательно выполнять программу своего пребывания на Земле. Жить чтобы выживать, а не с целью познавать себя. Для того, кто не способен мыслить, время тянется медленно, и он устанет жить.

А на пенсии в ненаписанных мемуарах, заброшенных на самую пыльную полку в самый дальний уголок души, он тихо признается сам себе в том, что в его жизни был один час, целый час, проведенный за чаем с уверенным в себе профессором, которого он со страху называл на «ты».

Ибо: все остальное в его жизни окажется пустым: будничным, незаметным, бессмысленным. Как небо без звезд.

Вот почему сын Захара, Антон, изо дня в день будет слушать утомительные истории своего впадающего в старческий маразм отца об одном и том же: «Зашел я однажды к профессору вернуть ему книжку «Маленький принц» французского летчика Сент-Экзюпери, который сбивал фашистов над Ла-Маншем… А у профессора в квартире стены неровные, плитка выложена коряво, пол кривой…»

Последнее, кстати, неверно: ровный пол с подогревом, на который так приятно становиться босыми ногами, будет радовать меня и моего маленького сына долгие годы, которые пролетят быстро.

...

07.06.2011

Опровержение

Письмо Очень Рассерженной Читательницы (ОРЧ)

В редакцию «Умной Газеты» (далее – УГ; не путать с ЛГ, СБ, БГ. А также с безобразным журналом «Playboy», РВ).

Копия – во все заинтересованные инстанции (список которых прилагается; кстати, неприятным сюрпризом стала для меня такая новость: оказывается, у нас отсутствует ответственнейший орган моральной цензуры, который следовало бы назвать «Государственный Комитет надзора за неблагонадёжной профессурой, разболтавшейся и крамольно мыслящей», а сокращённо – ГКНП; можно короче – ГН; просто «Г» нельзя, потому что непонятно).

Меня до глубины души возмутила тлетворная статья профессора Анатолия Андреева «Люди-на-Болоте», в которой оскорбляются мои национальные чувства. А также чувство собственного достоинства, которое всегда при мне.

Прежде чем взяться за перо, я перечитала его скабрезный опус «Лёгкий мужской роман», и он вновь потряс меня низким художественным качеством. Даже «Playboy» смотрится рядом с этим, с позволения сказать, романом как невинные порнографические картинки. Даже порносайты предпочтительнее. Потом ещё раз зачем-то перечитала его статью и поняла, что, задетая за живое, не могу молчать. Меня так и распирает. Так и до инфаркта можно дочитаться, если всё в себе держать.

Сначала несколько слов о себе. Моя пра-, а возможно, и ещё раз пра– бабушка, мир её праху, урождённая Евфросинья Августовна Синяк, дворовой босоногой девушкой прислуживала в белоснежных садах Радзивилла (тогда климат был другим, и сады цвели на две недели дольше). Думаю, сейчас об этом можно сказать вслух всему миру: я очень подозреваю, что отцом прабабушки стал сам ясновельможный пан Радзивилл. Судите сами: не ветром же ей надуло, а о прадедушке не сохранилось никаких сведений, словно его вообще не было (отсутствие мужчины в деле беременности женщины, скажем прямо, невозможно, ибо противоестественно). Не случайно Евфросинья Августовна всю жизнь прожила в дер. Кухтичи (что на Узденщине), ох, не случайно рядом с тем местом, где располагался панский маёнтак (нынче сохранился только фундамент некогда роскошного дворцового ансамбля, сам ансамбль по кирпичикам бережно разобрали рачительные и трудолюбивые крестьяне, воспетые в поэме уроженца тех мест Я. Коласа «Мой родны кут»; кстати, первые туалеты из кирпича на Беларуси появились именно в тех местах). Я нет-нет, да и чувствую в себе нервную пульсацию голубой крови (не это ли послужило причиной трёх моих разводов отнюдь не по моей вине, а по вине мужчин, забывших, что такое рыцарство и честь?).