За буйки (сборник)

Анжеле также не чуждо было чувство собственного достоинства, и у нее имелась своя, уже более оригинальная версия. Поскольку я проявил себя как чудовище (обнаруженные ею на прошлой неделе колготки Ирины были не в счет, ибо на них не было написано, что заочная соперница столь неприлично хороша), поскольку мои обещания (да, да: сам факт интимных отношений есть уже своего рода обещание для людей приличных) были самым гнусным образом растоптаны каблучками этой милой дамы, то меня в виде наказания (!) непременно следовало бросить. Меня ожидала горькая судьбина: я буду великодушно прощен – и тут же немилосердно брошен обеими. Буквально эшафот. «Максимум на неделю», – хотел добавить я, наученный горьким опытом, но решил не дразнить моего ангела своим дьявольским, разнузданным эгоизмом. «Но я ведь не женат», – все же сказал я. «И я не связан никакими обещаниями. Я никому ничего не обещал».

Это простое заявление повергло моих любовниц в шок. Они оказались в неудобном, практически, в неловком положении: друг перед другом, не передо мной. Чего меня стесняться? Я же не муж. Приличия обязывали закатить скандал. Чтобы сохранить мину порядочной, каждая делала вил, что не догадывалась о существовании другой. Каждая была единственной, следовательно, могла, нет, должна была чувствовать себя обманутой. В таком случае виноват был только я, подлый, то есть «мужчины», то есть не они, женщины. «Ничего не обещал». Своими дурацкими словами я поставил под сомнение их порядочность. Шок.

Внезапно, поддаваясь эгоистическому чувству делать каждое мгновение прекрасным, то есть приятным, я предложил моим дамам выпить холодного шампанского за наш двусмысленный союз, коль уж так получилось. За гнусных мужчин они бы бокал не подняли, а за прекрасных дам не хотелось пить мне. Дамы замялись. Если бы я поддержал скандал, назвал бы каждую из них в отдельности стервой-престервой и выгнал бы всех вместе, – о, тогда бы никакого шампанского и вечная рана в душе.

А так на моем темноватом и не очень приличном фоне они выглядели светлым пятном: приятными и, главное, очень порядочными женщинами. Во всех отношениях. Все двусмысленное можно было списать на меня, мужчину. Вселенский скандал оборачивался легким недоразумением.

И я пошел за шампанским, соображая, что мне делать дальше.

2

Холодное шампанское легко хлопнуло пробкой, и пока я разливал его в запотевающие бокалы, мне в голову пришел мирный план.

– Прежде чем поднять тост за любовь, – сказал я, – сделайте маленький, но взаимный, дружеский жест.

Суть жеста была проста. Ирина просит Анжелу стать близкой подругой, та соглашается и уже в качестве близкой подруги звонит мужу Ирины, беспечно сообщая ему о том, что подруги веселятся на даче, да, да, на даче у Анжелы; обнять любимого мужа Ирина сможет только завтра, то есть уже сегодня, ибо сейчас далеко за полночь. Вот такой сумасшедший девишник. Мужьям обычно нравится. Чем больше подруг – тем крепче семья.

Мое предложение было настолько женским по духу, что подруги приняли его с восторгом. Исполнение было выше всяких похвал – не виртуозным даже, а естественным до такой степени, что граничило со сверхъестественным. Если бы я был мужем Ирины, я был бы счастлив, ощущая милую заботу женушки. Все прошло как нельзя лучше. По-моему, они сами верили в то, что плели их розовые язычки. Мы выпили за любовь, после чего я продолжительно поцеловал Ирину. Нам было что праздновать. Во-первых, возвращение к мужу состоялось под знаком укрепления семьи, а во-вторых, я приник к ее устам, так сказать, в порядке очередности: с Анжелой мы недавно переспали. Целовались мы отчасти дружески, намекая, однако, губами друг другу о том, что мы проделывали еще вчера. Анжела с улыбкой смотрела, как мы забавляемся. Возникла странная пауза, которая заполнялась чем-то пикантным, из области очень игривого и очень-очень запретного, что ощущается кожей и возможно, пожалуй, только раз в жизни.

Мы все опустили глаза. Я разлил остатки шампанского в бокалы и пошел за водкой, размышляя о волшебной силе женской интуиции.

Когда я вернулся, женщины возбужденно болтали о вещах, которые никак не могли вызвать такого возбуждения. Их можно было понять: у Ирины появилось железное алиби (о котором, кстати, она позаботилась независимо от результата ночного, очень романтического визита ко мне: вот она, великая сила женской интуиции!), Анжела также была довольна: ее права на меня еще более укрепились, так сказать, легализовались. Подругу отправила к мужу, а сама осталась со мной.