За буйки (сборник)

Когда писались лучшие вещи, он был как будто другим, не таким сложным и разбалансированным, не настолько разобранным на органы-запчасти, состоящие их хаотично скачущих молекул. Сам был проще, а вещи писал куда как сложные; сейчас картина обратная: просто физически ощущаешь себя вместилищем необъятного информационного космоса, а из-под пера появляется нечто унизительно элементарное, совершенно недостойное искушенного творца. Как будто пишешь не ты, а вселившийся в тебя дух заморыша, на которого навели порчу редукции; раньше тоже казалось, что пишешь не ты, только это было лестное раздвоение: казалось, что пишет исполин, которому на время творчества подвластны любые сферы, который способен укротить, раззадорить, довести до ярости псов творческой страсти.

Аппетит и творчество, конечно, – разные вещи, и не стоит путать божий дар с яичницей; однако нельзя не видеть связи между аппетитом и апатией.

Если позволить воображению заняться выяснением причин недуга, то получим приблизительно следующее. Впечатление такое, что твои жизненные силы уже на исходе, а ты еще не знаешь об этом, и только интуиция, сбиваясь с пятого на десятое, врет тебе что-то несомненно правдивое. Отвратительное ощущение нехорошего предчувствия – вот что становится ложкой дегтя в бочке с амброзией.

Неужели столь хрупок космос, в том числе космос человека, что пресловутый эффект бабочки (который он всегда вульгарно понимал как грубую материализацию эфемерного, позволяющую трактовать катастрофу как результат ничтожнейших колебаний, причину и следствия как результат взаимодействия несопоставимых величин – что-то вроде дед бил, бил, не разбил, баба била, била, не разбила, а мышка бежала, хвостиком вильнула, золотое яичко упало и разбилось, то есть слиток драгоценного металла, за малым едва ли не килограмм aurum, не устоял против слабого непроизвольного движения хилого грызуна) способен все испортить? Бабочка еще только крылышком махнула – а у тебя уже пропал аппетит; ты чихнул – а тебе из преисподней «будь здоров» в ответ.

Тут хочется откровенно спросить: что есть творчество? Эстетически воплощенный эффект бабочки? Колдовство, чуткое к незримым вибрациям «аукнулось – откликнулось»?

Если так, то кризис также имеет отношение к эффекту бабочки: это эффект развоплощения, расколдовывания. Распад системы. Дисгармоничный итог, когда что-то не сошлось, не срослось, где-то заклинило.

Логично.

Та же интуиция, которая оповестила, что процесс творчества – собирание нитей истины в узорчатое полотно ручной работы, изнурительное рукоделье, когда холст ткется сам, легко и непринужденно, – дает сбои, подсказывала: бессмысленно искать точку отсчета, тот самый взмах хрупкого, осыпанного пыльцой крыла. Надо ждать иного эффекта, и трудно сказать, что необходимо сделать для того, чтобы бабочка встрепенулась, повела опахалами – и ты уловил своими рецепторами молекулярные колебания озона.

Что-то делать надо, конечно; но вот что?

А вдруг твои собственные рецепторы износились, утратили былую чувствительность, и бабочка, строго говоря, здесь не при чем? Она исправно делает свою работу, изо всех сил бьет крылами, махаонит, только вот адресат выдохся, обессилел, сложил крылья. Контакт исчез.

Нет, не похоже: интуиция по поводу интуиции (спецнадзор за спецконтролем) не дремала, но беспокойства не выказывала.

Как собака отыскивает спасительную траву против одолевающей хвори, так и он бессознательно действовал в нужном направлении.

По наитию он реанимировал какую-то древнюю технологию: решил загрузить подсознание и терпеливо ждать, чем закончится эксперимент. Собственно, он творил – то есть пытался нейтрализовать сознание. Играл с собой в прятки.

Внешне все выглядело обыденно.

Он вспомнил о старом, когда-то почему-то действенном средстве: решил перечитать свой давно, несколько лет тому назад, опубликованный роман. В те времена перечитывание собственных вещей стимулировало, возбуждало самолюбие. Давало творческий толчок. Только надо было правильно сориентироваться: выбирать было из чего, к услугам автора несколько романов теснились на полочке.

Уверенно взял матово-глянцевый томик (даже не задумываясь – все, рыба заглотила наживку, подсознание уже повело его, надо было послушно отдаваться ритмам вселенной). «Всего лишь зеркало…» Не удивился, то есть удивился, но предчувствовал, что удивится, поэтому готов был к удивлению: не удивился.

Дело было не в романе; точнее, дело было не в тексте, а в том, что текст этот также рождался как преодоление кризиса. Выбор романа отсылал к ситуации, чем-то похожей на нынешнюю.