– Уважаемый Павел Васильевич! Я попросила Сашу прийти к вам, чтобы сообщить, что он раскаивается в том, что на вашем уроке был несдержан и ударил Хромовских. Но выяснилось и другое печальное обстоятельство: именно Хромовских спровоцировал Сашу на драку…
– Простите меня, – опустив голову, тихо сказал подросток, которого я посчитал отпетым агрессором и злобным волчонком.
– Ты меня тоже прости, Саша. – Впервые в своей жизни я просил прощения у ученика, искренне сознавая, что жандармские замашки несовместимы с моей работой.
Конфликт был почти исчерпан, если не считать того, что Людмила Федоровна еще долго после нашей встречи вела какие-то тайные переговоры с Хромовских, Грединой и другими учениками. Понемногу становилось понятным, что не все подлежит оглашению и публичному обсуждению; у подростков, заметил я, в не меньшей степени, чем у взрослых, на первом плане – проблемы взаимоотношений полов. И здесь тоже – «шерше ля фам».
Е
ще я понял, что не только учитель учит своих учеников, но и он сам у них учится. Если, конечно, он не законченный тупица.Как-то я начал урок в седьмом классе. После попыток провести традиционный опрос на предмет усвоения предыдущего материала, выяснилось, что домашнее задание мои ученики не выполнили. Поднял троих учеников – те вставали, молча опустив голову. Поставил им «двойки» и, расстроенный, решил приостановить карательные действия.
– В чем дело? – вопрошал я со всей строгостью. – Почему такое пренебрежение к моему предмету?
Повисло тягостное молчание. Вопрос, по сути, был риторическим: на самом деле, на него не принято давать честный ответ. Тем не менее из-за парты встала Галя Погодаева, девочка не только смышленая, но и острая на язык:
– Все просто, Павел Васильевич. Сегодня была контрольная по математике. Все стали готовиться к математике, а на остальные предметы времени не хватило.
– Вот оно что. Значит, если я объявлю, что завтра – контрольная работа по истории или географии, которые я у вас веду, то вы будете готовиться только к контрольной?
– Наверное, да.
– Спасибо за откровенность.
– Пожалуйста. Мы – такие: вы с нами откровенны и мы с вами – тоже.
– Весьма признателен. А какие еще откровения вы можете мне поведать?
– Откровений нет, есть пожелание.
– Интересно, Погодаева, – какое?
Девочка на минуту задумалась, потом произнесла, с трудом подбирая слова:
– Вот вы, Павел Васильевич обращаетесь к ученикам по фамилии, так?
– Да.
– А ведь у каждого из нас есть имя…
– Конечно, есть…
– Вот если бы вы стали называть каждого по имени…
– То что тогда?
– А вы попробуйте и сами увидите.
– И как же вас звать?
– По именам.
– Хорошо, я попробую.
Оказалось, однако, не так все просто. Для того чтобы попробовать, надо было сначала что-то изменить в себе: ввести новую программу собственного поведения и шаг за шагом осваивать ее. Я попробовал и был вознагражден: лица моих учеников засветились ответными улыбками и стали для меня более понятными, близкими и отзывчивыми. Ведь, как известно, звук собственного имени – один из самых дорогих для каждого человека. Мои отношения с детьми стали более родственными и, что удивительно, более деликатными и доверительными.
Постепенно такой настрой привел к тому, что я стал проявлять все больший интерес к внутренней жизни каждого подростка и они не боялись со мной быть откровенными. Я стал хранителем многих ребячьих тайн, и они доверяли мне, зная, что я не сдам их.