К сессии с грехом пополам я был готов, но когда подсчитал свои скромные доходы за последние месяцы – заскучал: денег едва хватило бы только на дорогу до Москвы и обратно. Что делать? Занять пару сотен у друзей? Но друзей-то я еще не нажил – были близкие товарищи, хорошие знакомые. Дня два маялся: ехать – не ехать? Решил сказать о своей головной боли Вите Бизитову.
– Сколько надо? – спросил Витя, зарплата которого раз в пять превышала мою.
– Сотни две-три.
– Бери сразу пять, чтоб потом не стрелять где попало.
– Когда отдавать?
– Когда сможешь – тогда и отдашь.
Так решился самый сложный для меня вопрос. Я был тронут: такой щедрости я не ожидал.
Б
ыл морозный день с ветерком. На попутном бензовозе знакомым уже путем, через Окинск, я добрался до города, а там на рейсовом автобусе до временного аэродрома. Купил билет за 56 рублей, сел в двухмоторный ИЛ-14 и полетел. Через сутки, с пятью посадками и ожиданиями в промежуточных портах из-за непогоды, прибыл во Внуково, а еще через два часа – в родной институт.Мне повезло необыкновенно: экзамены и зачеты за зимний семестр удалось сдать досрочно в течение двух недель.
Оставалось еще три относительно свободных недели, и по приглашению своего приятеля по общежитию грузина Резо – он тоже был заочником на истфаке, но курсом младше меня, – в середине марта я поехал в город Сухуми.
Гостеприимные родители Резо приняли меня как родного и поселили в отдельной комнатке с видом на море и впадающую в него горную речку Келасури. После слякотной и хмурой Москвы нарядный вечнозеленый Сухуми казался Эдемом.
Я пользовался предоставленной мне свободой и предавался непривычному безделью и плебейским развлечениям: вволю отсыпался, целыми днями один или с Резо бродил по улицам, вдыхая экзотические, настоянные на переменчивом мартовском бризе, ароматы распустившихся мимоз, цветущих мандариновых деревьев, магнолий, лавра, австралийских эвкалиптов. В толпе праздной публики – немногочисленных курортников, чопорных местных старичков, дородных женщин в пышных нарядах, шумной местной «золотой» молодежи – я прогуливался по набережной у фешенебельной, утопающей в роскошном обрамлении цветов белокаменной, с сахарными колоннадами, гостиницы «Сухуми», яркого, как узорчатый пряник, театра оперы и балета, спрятанного в раковину бетона ресторана «Диоскурия», среди раскидистых пальм, пышных кустов рододендрона и прочих красот.
В первый же вечер Резо познакомил меня с кучей своих бесчисленных друзей, среди которых была чернобровая девушка Люба, которая была представлена как студентка местного пединститута. Люба на первый взгляд выглядела очень худенькой и стеснительной, но ее лицо, обрамленное строгой укладкой черных волос, собранных сзади в узел, с крупными чертами – благородным носом с чуть заметной горбинкой, пунцовыми пухлыми губами, абрикосовыми щеками с проявляющимися время от времени лукавыми ямочками, – все это взрослило ее и придавало значительность. Одета она была в строгий светло-серый костюм, облегающий тонкую фигуру, с повязанным на груди черным газовым шарфиком.
Во время групповых променадов, винопития – грузинское домашнее вино слегка кружило голову, всеобщего гвалта и трепотни Люба была немногословна, но время от времени с любопытством искоса поглядывала на меня, приезжего молчуна. Я вначале сильно смущался, но потом с какой-то отчаянностью осмелился-таки ответить на ее взгляд и вдруг ощутил невероятную притягательность распахнутых зеленовато-янтарных глаз. Поначалу показалось, что девушка относится к какому-то местному грузинскому или абхазскому роду, может быть, судя по внешнему виду, – даже дворянскому. Но оказалось, Люба – русская, из простой семьи.
М
ы стали встречаться. В первый раз я пригласил ее разделить со мной ужин в маленьком загородном ресторанчике у речки Келасури. Скромный бюджет не позволял мне шиковать, но не мог же я, имеющий репутацию сибиряка, ударить лицом в грязь перед южанкой. Я заказал хачапури и по бокалу «псоу».