За чертой

Всматриваюсь в противоположный берег, из зелени садов грибными шляпками выглядывают крытые замшелой от времени черепицей крыши редких домов. Там застыла тревожная тишина.

Распластавшись, я лежу на речном песке, смотрю неотрывно в небо, где, преображаясь, мирно плывут быстрые облака. В их очертании я, как в детстве, нахожу то дивных животных, то чудные, неведомые раньше пейзажи. А на северо-западе всё ещё угрюмо висит неподвижный серовато-бурый полог дыма. Жека в стороне перетряхивает свою одежду, и я слышу его бормотание:

– Да где же она, зараза?..

– Граната у меня, – говорю я.

– Да не граната…

У меня нет сил выяснять, что он ищет.

– Есть!.. – наконец радостно кричит он.

Я по-прежнему смотрю вдаль, туда, где за быстрым течением Донца белеет изрытая ериками гора. Где-то там, под Новокиевкой, в 1920 году сразила красноармейская пуля моего прадеда Тихона, и остался он лежать в этой чужой земле. Без отпевания и креста, под обстрелом в спешке прикопали его где-то под теми буграми, с тем чтоб, когда возвернутся после отступа, перенести на родные могилки, положить рядом с матерью и дедами. Да не возвернулись. А те, кто и пришёл через годы, уже не могли в точности указать упокоившее его место.

Когда-то я привозил сюда деда Орла, которому довелось хоронить Тихона. Долго бродил тот в задумчивости меж молодой порослью шиповника и маслины, но так и не отыскал могилку.

– Где-то тут… – обведя широким жестом долину, произнёс он. – Под горой…

– Что ж, никаких примет нет? – спросил я.

– Примета… Приметил, конечно… Камушек ему в головах положил…

Смотрю округ куда ни глянь – камушки.

– Легко помер, – успокаивает Орёл и в подтверждение своих слов добавляет: – Как его пулечка щелканула, вытянулся и не взбрыкнул даже…

Лёгкий ветерок курчавит волну на Донце, ровным негромким шелестом перешёптываются листья на тополях, быстрая скользит по горе тень тучи. Крещусь тяжёлой непослушной рукой, шепчу чуть слышно:

– Упокой, Господи, раба Твоего…

Подойдя и склонившись надо мной, Жека заслоняет собой далёкую гору.

– Ты чего?.. – спрашивает обеспокоенно.

– Прадед мой где-то под теми буграми зарыт, – киваю в сторону Новокиевки.

– Ах, вон чего… А я думал…

Жека не договорил и о чём он думал, я так и не узнал.

– Мои тоже невесть где лежат… – поразмыслив, произнёс он. – Бывало, пойдём с мамкой убирать могилки, а там в основном лишь бабки-прабабки… Казаков по всей земле разбросало… Может, и меня завтра жахнет, а до Нижнего уже не добраться… – Ладно… – как бы подытоживая свои раздумья, произнёс он. – Ты тут пока пращура отпевал, я свои карманы перетряхнул – интересный пакетик нашёл – ампулку со шприцом…

Зажав в своих неуклюжих корявых пальцах маленькую ампулку, Жека неумело наполнил шприц.

– Бэтмен на случай ранения выдавал, – пояснил он. – У тебя как раз этот случай…

– Что это?

– Цианистый калий… Чтоб не мучился… – кривится в улыбке.

– А-а, ну тогда давай…

– Повернись…

– Я сам…

– Ну, давай сам…

Усевшись на сырой песок, не раздумывая, одним махом через штанину вонзаю иглу в бедро повыше колена.

– Да ты прямь доктор! – восхищённо говорит Жека. – Я бы так не сумел…

– Припечёт – сумеешь…

Жека спустил бревно в воду, на высоко торчащий из воды сук, сделав на ремне по кнутовому петли, закрепил автомат.

– Ну?.. – оглянувшись, спросил он. – Уже подскочил?..

– Занемела… Стою, как на протезе, но почти не болит…

– Вот! – радостно орёт Жека. – я ж говорил!.. Сейчас, как сайгак, поскачешь, хрен тебя и танком догонишь… Ну, до связи… – оттолкнув бревно и вместе с ним удаляясь от берега, прокричал он. – Вперёд за «люлями» от Бэтмена…

Я наблюдал, как быстрое течение уносит его дальше и дальше. Держась одной рукой за бревно и загребая другой, он преодолел стремнину реки. Уже на середине Донца оглянулся и прокричал:

– Саня, ты тут долго не околачивайся… Иди… Укол три часа действует… У тебя три часа…

«Три часа… Куда я дойду за три часа?.. Если перейти Деркул и идти строго на север, то километров через двадцать будет мой дом… Нет, даже с этим уколом за три часа я не одолею такой путь…» – опираясь на Жекину палку и хромая по крайней к Деркулу просеке, которая ведёт к железнодорожному мосту, думаю я и умозрительно выстраиваю свой маршрут. Где-то на половине пути будет Святая Криница – родники, бьющие из-под древнего дуба. Об этой Кринице с давних времён ходит в народе красивая легенда, в которой повествуется о том, как пять сотен лет назад казаки, знавшие за собой большие грехи, с тем чтоб их замолить, ходили в Святую землю. Дошли они до Мамврийского дуба – места, где когда-то Аврааму являлся Господь, чтоб наставлять его на праведный путь. Приобщаясь к Богу, долго молились они у этого дуба, просили прощения за свои злодеяния. А в память о своём паломничестве взяли казаки из-под священного дуба жёлудь, и, вернувшись в родные края, посадили его. И как только пошёл в рост сын Мамврийского дуба, забил из-под него источник, вода которого исцеляла как от телесных, так и от душевых хворей. Здесь редко бывает пусто, кто-то с хутора да приедет. «С ними и доберусь…» – утешал я себя надеждой.