За чертой времени

— Согласен. Выделю. Организуйте бесперебойный прием.

— Будет сделано.

— Желаю удачи. — Щелчок, и в наушниках голос пропал, осталось попискивание, свист, шорох.

…Сюда (штаб армии разместился километрах в пяти-шести от передовой) отчетливо доносилась артиллерийская канонада. То усиливаясь, то ослабевая, она много объясняла натренированному слуху Ефремова. Он беспокоился за командира 304-й дивизии, с марша введенной в сражение. Федоровский хотя и опытный генерал, но времени у него больно мало, чтобы верно охватить умом сложную обстановку, успеть разобраться в ней и выделить главное; малейший просчет, неточность в оценке — и не поправишь.

Ефремовская армия почти месяц ведет беспрерывные бои на преследование, сейчас вот (после маленькой паузы-передышки), прорвав оборону противника, прямо-таки выскочила на Дебрецен. И командарм хорошо чувствовал противостоящего врага, его силу и слабость, чутко улавливал, казалось бы, незначительные изменения в ходе сражения и понимал, что Федоровскому после почти месяца который он отсутствовал на передовой, потребуется какой-то срок (и ничего тут не поделаешь), чтобы «войти в форму», ухватить нити, скрытые пружины операции, вплоть до накопить запас деталей, сведений о противнике. Словом, войти во вкус, в азарт борьбы, окунуться в нее с головой. , а для этого мало соприкоснуться с врагом, надо сесть ему на плечи и ощущать его удары. «Федоровский — опытный командир, — думал Ефремов, но здесь не Бессарабия, где операция по окружению Ясско-Кишиневской группировки немецко-румынских войск была обеспечена всеми элементами успеха и разыгрывалась как по нотам. Тут, в Восточной Венгрии, совсем иное дело — чужая страна, жуткая нехватка автотранспорта, осень с дождями и грязью, лесисто-пересеченная местность… «Да, Федоровский, держись. Немцы выгадывают время, приводят в порядок потрепанные части, перегруппировывают силы, изготавливаются — улучат час и навалятся».

Ефремов выехал на КП Федоровского. Через полчаса тряски по оврагам и буеракам понял, что с выдвижением и развертыванием дивизии в боевые порядки мы опоздали минимум часа на два. Надо было без передышки, прямо с марша, развернуть ее полки. Наперерез «бобику» выбежал из кустов младший лейтенант.

— Стой! Куда прешь? — закричал он на шофера, размахивая автоматом. — Разуй глаза! Дальше немцы.

Ефремов и без бинокля видел, что «дальше немцы»: справа группками и поодиночке брели фигурки — без сомнения, это отходили, обтекая болотце, наши стрелки, отходили тяжело, по размокшей пашне, едва передвигая ноги с налипшей пудовой грязью. Чуть подальше и левее, за оврагом, батарейцы выволакивали на бугор свои орудия. Подняв бинокль, Ефремов увидел их вплотную. Две пушки. Загнанные, все «в мыле», лошади, оседая на задние ноги, с помощью облепивших орудия расчетов вытянули их из низинки, и коноводы, нещадно бичуя коней, завернули в редкий лесок. Третью пушку, как ни наваливались, не могли вырвать из грязи, приподнять на гривку. Подскочил лейтенант, что-то закричал, один артиллерист вынул пушечный замок, другой тесаком обрубил постромки, орудие, скатившись под уклон, завалилось набок, а расчет, уцепившись за шлеи лошадей, поспешил в лесок. «Что они делают?» Кровь прилила к лицу Ефремова, и он повел окуляры… Правее леска, откуда снялась эта батарея, командарм увидел два немецких бронетранспортера — дымя выхлопными газами, они месили грязь гусеницами, буксовали, и солдаты, спрыгнув, подталкивали их шестами.

— Давай туда, вдоль позиций, — сказал Ефремов шоферу, и машина рванула с места. В легком тумане сквозь моросящий дождь маячили фигурки пехотинцев, копошащихся в земле, — это в сыри и мокрети окапывались солдаты.

А вот, отступив шагов полтораста от пехоты, заняли позиции три батареи тяжелых гаубиц, выдвинутых на прямую наводку против танков, которые в любое время могут появиться вот на том большаке. «Бобик» командарма объехал стороной артиллеристов и направился к густой роще, где проходила еще одна твердая насыпная дорога, и виднелось железнодорожное полотно.

Младшим лейтенантом, остановившим «бобик» командарма, был не кто иной, как Мышкин — командир третьей роты денщиковского батальона. Капитан Денщиков только что «посетил» Мышкина: пролетел по ротной обороне, помычал про себя, глядя на Мышкина, приказал:

— Заройся по колено — не глубже. — «Бестия. Глубже и сам не будет». — Силы прибереги, потому что, похоже, вот-вот полезут. Ясно?

— Уж куда больше. — «Это я и без тебя знаю».

— Артиллерия не подведет?

— Не твоя забота. — «Позадирайся у меня». — Лично сам каждого солдата ощупай, осмотры, — чтоб оружие-во! Патроны, запасы — сухо! Голову оторву!

— Само собой, товарищ капитан. — «Видали мы таких».

Денщиков уколол комроты сердитым взглядом и, рукой прижимая планшет к левой ягодице, побежал к артиллеристам, чьи позиции ему было приказано прикрыть со стороны леска.