Будто ничего и не случилось, полковник тяжело опустился на стул, который тут же освободил для него капитан, и стал ждать, когда истекут слезы этого «офицера в юбке. «Какой дурак направил ее на фронт? Впрочем, бывает». Видя, что всхлипываниям нет конца, Сорокаустов («Работала бы себе в райкоме, раз с нервами не в порядке. Желать, матушка моя, одно, выносить войну — другое. Но решать надо») резко встал:
— Вы прямо из райкома, стало быть, и бумажную работу знаете. Здесь тоже хватает бумаг, как ни странно. Печатать на машинке можете?
Она кивнула головой:
— Немного.
— Хорошо. Теперь главное: стрелять из винтовки, из автомата, из пулемета умеете? Обрабатывать раненых? Не спать сутки, двое, переносить тяжести-оружие, боеприпасы? Можете не отвечать. Не умеете.
— На курсах проходили.
— «На курсах». Знаем мы эти курсы — раз-два, и шагом марш. Фронтовик вырабатывается на фронте, только на фронте, и нигде больше. Я не против курсов. Я — за курсы. Но кидать курсантов с ходу в бой, все равно что слепых котят в воду! Да перестаньте вы слезы лить, если уж серьезно решили воевать. Чтоб в последний раз!
Как обухом по голове ударили Надежду Тихоновну эти слова. «И этот такой же». Слезы вдруг высохли, и удивление, и боязнь, что именно так возьмет и поступит полковник, выразились на ее лице.
— Слушаюсь, товарищ полковник!
— Лейтенант Сидорова, остаетесь в распоряжении политотдела. Завтра же и приступите к своим обязанностям. Капитан введет вас в курс дела: что, когда и как. Поможете нам разгрести бумажную ropy. С ним же съездите в дивизию. Потом, через несколько дней, видно будет, на что вы способны, и вернемся к вашей просьбе.
— А как же,.,
— Сына лейтенанта Сидоровой определите, — полковник взглянул на капитана, — во взвод охраны. Тех молодчиков, что просятся в свой полк, отправьте — в свой так в свой. Кстати, кто они такие? Документы проверили?
— Не успел, товарищ полковник.
— Сюда их! Да. Капитан, устройте инструктора Сидорову на ночлег — пока в санбат, к Нинель Андреевне. Это моя жена, — добавил Сорокаустов уже для Надежды Тихоновны.
Капитан, приоткрыв дверь, крикнул:
— Егоров, вводи задержанных!
Внезапно начался артналёт. Частые разрывы тяжёлых снарядов — с чего бы это? «Стало быть, — подумал Сорокаустов, — немцы и хортисты теснят наши части, уже подтянули артиллерию и решили уничтожить штаб армии, о местонахождении которого немецкое командование, несомненно, хорошо осведомлено». Сорокаустов два часа назад вернулся из 304-й стрелковой дивизии, ее позиции то тут, то там подвергаются сильным контратакам, положение создалось напряженное: на участке 247-го полка хортистам удалось вклиниться в наши боевые порядки, и сейчас они закрепляют, расширяют прорыв, пытаются отбросить полк, а если удастся, то и разгромить. От близкого удара крупного снаряда стекла в окнах задребезжали, пол зашатался, Затем еще и еще — один за другим, совсем рядом, на соседней улице. Наконец взрывы слились в громоподобный треск. Сорокоустов посмотрел на карманные «кировские» часы — без четверти час, по Москве, прикрутил фитиль семилинейной лампы.
Надежда Тихоновна вся сжалась, бледная от ужаса: «Сейчас взорвут дом, и нас на куски. Чего он медлит? Надо быстрее в землянку. Ну, ну!»
— Товарищ…
— …полковник, — подсказал капитан.
— Товарищ полковник, младший лейтенант Вилов по вашему приказанию явился. Со мной рядовой Петухов и рядовой Сидоров.
— Я уж объясняла капитану… — прокричала Надежда Тихоновна. — …товарищу капитану, что они ушли… — «Так мягче», — из госпиталя. Я ручаюсь за них. Во всем виновата я! Они помогли разыскать могилу мужа.
— Вы свободны! — ответил полковник. — С рядовым Сидоровым. Капитан!
— Идемте! — И капитан заторопил: — И ты, Сидоров. Живо — в щель! Товарищ полковник, а вы?!
В смежной комнате взрывная волна выдавила стекла.
— Через две минуты! Ты младший лейтенант Вилов? — «Неужели сын Ивана Вилова? Вот так да!»
Порывшись в нагрудном кармане, Вилов выложил на стол спасительную записку комбата Денщикова. Поймав ободряющий взгляд Петрухи, который ему подмигнул и еще ближе придвинулся, задел плечом: дескать, терпи, казак, атаманом будешь — записка-то сработала.
— Филькина грамота! Больше ничего?
— Кандидатская карточка…
Сорокаустов внимательно познакомился с документом, сличил фотографию с «оригиналом», который от сильного волнения густо покраснел, напрягся до дрожи в коленках»
— Теперь верно. Откуда родом? — «И тот был с цыганским чубом из-под фуражки. Раскосый немножко — и тот такой же был. Широкие скулы — и у того. Крепок, дерзок, видно, ты, паря, да смотря на кого нарвешься… Эк, Иван, Иван, голова твоя садовая».
— Из Забайкалья.
— Мать как зовут — Зинаида Григорьевна?
— Так точно, Зинаида Григорьевна, — с облегчением вздохнул Вилов. — «Откуда знает? О, так это хорошо!.. Сейчас ахнет в дом! Сейчас долбанет и — меня убьет!» Зябко подернул плечами при очередном близком взрыве, выпалил: — Спасаться надо! Сейчас в нас ахнет!
— С чего ты взял? Наш снаряд еще не выточен на заводе. Жутко?